Словом, живи себе и радуйся, без забот и хлопот, благодари богов за дарованную долю да мужа нарочитого ублажай. Но радоваться у Ольги не получалось… Об этом она и раздумывала, поднимая порой лицо от пяльцев и окидывая взором свои резные, расписные покои.

Важные гости, прибывшие на свадьбу, разъехались, и жизнь в тереме вошла в повседневную, обыденную колею.

День начинался с заутрока14, который всегда происходил в столовой горнице, называемой обитателями терема греческим словом – трапезная. Трапезная находилась в крыле, противоположном той стороне, где были устроены Пировальня и Князев Приказ. На два крыла терем делили прихожие сени и лестница, ведущая в верхние ярусы. Сзади к трапезной примыкала поварная и людская. Левее трапезной располагались покои княжича Олега.

Снедали утром лишь узким кругом княжеской семьи. В трапезной, кроме Ольги, в это время присутствовали и сам князь Игорь, и княжич Олег, и княжна Ефандра с Милицей, и Предслава.

После заутрока князь погружался в державные заботы. Чаще всего он уезжал из терема. От Милицы или теремной челяди Ольге порой удавалось случайно узнать, где проводил время её супруг – он то вершил княжеский суд, то наведывался на мытню и торжище, навещал дружины – гридницу младших отроков на Детском холме или предавался ратным забавам со старшими гриднями на ратной площади. В иные дни князь задерживался в своих поездках до вечера и несколько раз ночевал вне терема – уезжал в свои уделы или с ближней дружиной отправлялся на ловы и пиры.

Если же Ольгин супруг оставался утром в тереме, что за Ольгину недолгую бытность княгиней случалось трижды, то в приёмной горнице – Князевом приказе – заслушивал всяких разных посетителей – посланников от наместников из подвластных градов и весей, старейшин, тиунов, вирников15, иноземных послов и купцов. Торговых людей из Руси в тереме Ольга ещё не видела – черёд их посещений наступал осенью, после возвращения из дальних стран.

Днём князю накрывали в Пировальне, и с ним всегда столовалось множество всяких людей – советников, бояр, воевод. По завершении долгого полуденного снедания наступало время пообедья, когда князь отдыхал.

Вечером в Пировальне опять собирались самые приближённые бояре и старшие гридни из дружины. По терему разносились звуки гуслярные переборов и гудение жалеек – вечером серьёзных разговоров не вели, развлекались.

Женская половина семейства вкушала и дневную, и вечернюю пищу в трапезной. Право самой решать, за какой стол садиться – за женский или вместе с князем или вовсе остаться в собственных покоях – было только у Предславы. Ольгу в Пировальню князь не звал.

Одна из Ольгиных прислужниц, жалостливо глядевшая на оставленную без мужнего внимания госпожу, предложила ей вечерять в своих покоях, дабы не возбуждать любопытство челядинцев нарочитых гостей, иным из которых дозволялось ожидать хозяев в сенях и людской.

После вечери наступало время отправляться в ложницу… Вот тогда-то Ольгины страхи достигали своей крайности…

Ночи, проведённые с князем, мало отличались от первой. И если днём супруг вёл себя с ней хоть и пренебрежительно, но беззлобно – чаще всего просто не замечал, ночью же – словно не к молодой жене приходил, а к лютому врагу. Её беззащитностью и вынужденной покорностью он наслаждался вовсю – заставлял её разоблачаться до наготы и в таком виде раздевать его самого, обязательно сопровождая сие действо целованием открывшихся её взору оголённых мест на его теле – и ноги, в данном случае, были для неё не самым страшным. Ни разу он Ольге не улыбнулся – лишь усмехался, замечая её смущение после услышанных от него повелений выполнить его любострастные затеи, сам он её не целовал, по-прежнему запрещал ей разговаривать с ним, а за случайные слова с удовольствием наказывал – мог шлёпнуть по заду иди даже по губам. Ежедневно она замирала в страхе, ожидая внимания нарочитого супруга, а если князь днём не возвращался, то гадала – приедет ли к вечеру или нет – и тогда участь его внимания её минует.