– Поднимайтесь, – тихо сказал Свенельд в лаз. – Выберетесь – и сразу назад, в сторону вала, и направо в дом. – Воевода привстал и сам метнулся к избе. Его внимательный взор уже углядел, что дверь была заперта. Но какие замки остановят могучего воина, вооружённого топором? Вслед за ним в избе укрылись Фролаф, Сибьёрн и прочие гридни. Троим из них Свенельд приказал остаться на месте: охранять подземный ход, ждать подмогу с той стороны и вестей из грядущей вылазки в город. Остальным было велено покидать дом и двор по двое.

Когда первые бойцы – один из них Фролаф – подошли к тыну, со стороны улицы послышались шаги. Распахнулась калитка, и во двор, бормоча что-то себе под нос, вошла пожилая женщина. Фролаф тенью скользнул ей за спину. Старушка и вскрикнуть не успела, как оружник воеводы зажал ей ладонью рот, и она обмякла в его руках.

– Не убивай, – предупредил вышедший на порог избы Свенельд. – Бабкин огород нам удачу принёс. В погреб её снесите и закройте, – распорядился он, оглянувшись через плечо на тех, кто находился в избе.

Фролаф кивнул, уложил лишившуюся чувств бабку на землю и покинул приютивший их двор. Свенельд и Сибьёрн, которому воевода велел не отходить от себя ни на шаг, пошли следом.

Перебежками от тына к тыну по узким улочкам жилого конца бойцы направились в сторону крепостных ворот. В городе царила суматоха. Люди спешили к стенам, тащили камни и кипяток. На их небольшой отряд никто не обратил внимания: воинственные мужи в кольчугах, шлемах и с оружием ныне были не в диковинку. Одного из гридней отправили к воротам. Вернувшись, обратно к отряду, хоронившемуся в переулках между избами, он доложил обстановку. Таран бил по посадским воротам. Но это и так уже было понятно: звук ударов долетал до того конца, где прятался отряд Свенельда, а земля тряслась под ногами. К посадскими воротами стекались основные силы пересеченцев. У подножья главных же ворот число гридней было невелико. Большинство воинов в том месте находились в боевом ходу.

– Возвращайся к лазу и веди сюда наших, – велел воевода.

Они дождались подкрепления и направились к главным воротам. Вооружив одну руку щитами, а другую – ножами, бойцы во главе со Свенельдом налетели на врагов ястребами. Ударили свирепо и молча. Крайним перерезали горла. Тех, кто обернулся на крики и хрипы умиравших товарищей, закололи ножами, зарубили топорами. Защитники ворот попадали, не успев отразить удары, не поняв даже, что надо обороняться.

– Лазутчики! Воеводу Ирогоста упредите! – сообразил крикнуть кто-то из пересеченцев, в то время как Свенельд и несколько его людей уже принялись рушить и оттаскивать мощные брёвна, подпиравшие ворота изнутри.

С крепостных стен полетели стрелы. Из боевых ходов побежали вражеские воины. Но стрелы в людской свалке попадали не только в бойцов Свенельда, но и в пересеченских гридней. А воины Свенельда легко сражали выходящих друг за другом с узких лестниц противников.

Появившийся через некоторое время Ирогост, увидев с высоты крепостной стены творящееся у ворот, вцепился в перила внутренней, открытой части боевого хода и какое-то время ошеломлённо взирал вниз, не веря своим глазам. Растерянность пересеченского воеводы однако была недолгой. И уже вскоре к воротам побежал отряд вражеских гридней.

– Парни разойтись! – велел воевода своим людям, и две тяжёлые подпорки были опрокинуты на приближавшийся отряд.

– Свенельд! – возопил Ирогост надрывно и почти радостно. – Ты сам пришёл на убой! Иди же ко мне! Приласкаю!

Освободив ворота от подпорок, гридни Свенельда на миг замешкались. Над засовом, на одной из створок была прикреплена растянутая волчья шкура, посерёдке прибитая к воротине топором. И не имевший семи пядей во лбу догадался бы – то была ворожба против воеводы.