От раската грома Рута вздрогнула. Она не боялась грозы, но в этот раз непогода бушевала с особой силой. Сосны гнулись, а дождь безжалостно ударял по земле крупными каплями. Руте казалось, что она слышит треск деревьев, такой бури многие, особенно самые старые, могли не выдержать. С утра нужно было обязательно проверить дорогу: убедиться, что проезжающие путники не останутся пленниками в лесу.

Гром ударил вновь, гулко и резко, и внезапно Руте показалось, что она слышит что-то ещё. Робкий и едва уловимый звук, будто кто-то очень лёгкий топтался у порога, почти не задевая скрипучие ступени. Рута сосредоточенно прислушалась. Нет, ей не послышалось, кто-то стоял прямо у её дверей. Но почему не стучал? Едва ли столь лёгкий гость мог представлять опасность, и всё же Рута нахмурилась. Она не любила сюрпризы. Топот не прекращался; гость, кем бы он ни был, не собирался уходить.

– Кто здесь? – громко спросила Рута, стараясь звучать как можно увереннее.

Ответа не последовало, лишь жалобно скрипнула ступенька, когда очередная молния ярко осветила небо. Руте не нравилась неизвестность, что-то внутри сжималось, подступал страх. Она глубоко вздохнула.

– Я не буду спрашивать второй раз. Можете назвать себя или стоять под дождём хоть всю ночь.

На миг повисла тишина, а со следующим раскатом что-то рухнуло на ступени. Рута резко распахнула дверь – не хватало только стать виновницей чьей-то гибели. Она ожидала увидеть почти что угодно, но на пороге лежал всего лишь оленёнок. Тонкие ноги беспомощно разъехались в стороны, уши были прижаты к голове. Рута осторожно опустилась на корточки и прикоснулась к шерсти. Насквозь мокрый зверёк крупно дрожал, худенькая грудь часто вздымалась. Малыш был напуган, но всё ещё жив. Когда она провела рукой по шее и поднялась к мордочке, оленёнок вздрогнул, распахнул огромные глаза и отдёрнулся.

– Тише ты, трусишка. – Рута протянула руку, подняв ладонью вверх, и позволила себя обнюхать.

Оленят она видела много раз: хрупкие и трусливые, они редко отбивались от стада. И как этот оленёнок оказался здесь? Впрочем, это уже не имело значения. Она осторожно приподняла тощее тело и перенесла в дом, а после плотно закрыла дверь. Оленёнок лежал неподвижно и только испуганно оглядывался.

– Лучше, чем на улице, правда? Ну не бойся, я тебя не трону. – Рута мягко потрепала его по холке и принесла большую тёплую шкуру.

Оленёнок не двигался, лишь уши вздрагивали от каждого шороха. Рута не без интереса наблюдала за внезапным ночным гостем и всё больше задумывалась. Стоял октябрь, оленёнок выглядел слишком юным для прошлогоднего выводка, но никак не мог принадлежать к новому, ведь он появился бы не раньше середины мая.

– И откуда же ты такой взялся? – она прищурилась.

Что-то было не так. Щекочущее ощущение внутри, которое редко подводило её, сейчас отчаянно пыталось сообщить о чём-то. Рута отхлебнула чай, который успел остыть, и наморщила нос. Нужно было ложиться спать. Она точно знала, что с утра любая ситуация выглядит иначе, да и сейчас всё равно не могла ничего сделать. Рута последний раз взглянула на совсем затихшего оленёнка и потушила свечи.

Она проснулась раньше обычного. Всю ночь Руте снились тревожные сны, она металась по кровати и несколько раз поднималась, чтобы попить воды. Небо уже окрасили первые рассветные лучи, мокрые сосны и трава блестели, а воздух ещё хранил ночную прохладу. Рута закуталась в жилет и осторожно вышла из дома. Такому юному оленёнку нужно было молоко, и теперь, хотела она того или нет, её путь лежал в город. Доярки уже не спали, так что она могла успеть к ним одной из первых. Сама Рута не любила молоко, но как-то раз ей пришлось выкармливать барсука, так что она знала, где его можно достать.