– Я оставила тебе кувшин молока и хлеба с вареньем, они на сто… – начала было Рута, но, заметив молочные усы над тонкими губами, прервалась на полуслове.

– Очень вкусно, но я хочу ещё, – оленёнок облизнулась и выжидающе посмотрела.

Рута только вздохнула. Она не переставала удивляться тому, как столь хрупкая девушка могла за пару дней съедать целый котелок каши или оставлять лишь крошки от пирогов. Порой Руте казалось, что даже её сбережений не хватит на то, чтобы прокормить гостью. Выручала только коза, которую она купила вместо новой шубы. Старая, пусть и почти не хранила тепло, по крайней мере не смотрела на неё жалобными голодными глазами.

Самым сытным в доме Руты было мясо, его ей приносили заглядывавшие в гости охотники, но на него оленёнок отказывалась даже смотреть. Как, впрочем, и на самих охотников. Они пугали её, и в день знакомства она так и не позволила Руте открыть дверь, расплакавшись и спрятавшись за большой спинкой стула.

В этом Рута могла её понять. Наверняка будь она оленем, она бы тоже не жаждала встреч с охотниками и уж точно не находила бы их привлекательными. Не понимала она другого: кто такая оленёнок и откуда взялась. В магию Рута не верила никогда; пусть многие за глаза и называли её лесной ведьмой, она точно знала, что всё дело в свойствах трав или коры, но никак не в заговорах старых женщин.

И сейчас убеждения заводили её в тупик. Оленёнок бегала по дому, ела, разговаривала и рушила привычный мир Руты одним своим существованием. Сколько она ни пыталась добиться от неё хоть чего-то, в ответ получала лишь растерянный взгляд. Оленёнок серьёзно задумывалась, посасывала палец и с блеском в глазах выдавала только одно: она принцесса.

Принцесса и больше ничего. Оленёнок не знала ни имени, ни возраста, даже назвать точную дату она не смогла, нахмурившись и предположив, что стоит осень, потому что за окном в это время лил дождь. Рута терялась всё больше и больше, но спросить совета у людей она не могла, а лес молчаливо хранил свои тайны.

– Рута, а можно у тебя спросить?

Оленёнок вытерла ладонью лицо и с ногами забралась на стул, обняв колени.

– Я слушаю.

– Откуда ты знаешь моё прозвище?

– Прозвище? – Рута приподняла бровь, не до конца понимая, о чём речь.

– Да, ты называешь меня оленёнком, – она задумчиво прикусила губу и опустила взгляд. – Я помню, что так меня называли раньше. И если ты тоже, может, ты знаешь моих родителей?

Она подняла голову и с надеждой посмотрела на Руту. Внутри всё сжалось. Ей не хотелось ранить оленёнка, такая нежная и наивная, она искренне верила во всё, что слышала, и любые неосторожные слова могли причинить ей боль. Рута старалась защитить её от мысли о том, что её бросили. Слишком хорошо она сама помнила это раздирающее изнутри ощущение ненужности.

– Всё может быть, оленёнок, – Рута подошла и потрепала девушку по волосам.

Съёжившаяся и взъерошенная после ночи, она была похожа на лесного зверька, но в отличие от них, оленёнок никогда не отказывалась от ласки.

– Рута, но ведь они должны искать меня, да? Они же любят меня, значит… – вечно звонкий и задорный голос сейчас звучал непривычно робко. Непрошенные мысли, хотела Рута того или нет, настигали оленёнка.

– Я тебя люблю, – прервала её Рута и, следуя внезапному порыву, крепко обняла. – Можешь ни о чём не беспокоиться. Или тебе не нравится у меня?

– Очень нравится, – оленёнок прижалась и уткнулась носом в шею.

– Даже очень? – Рута поднялась и хитро прищурилась. – Так ты никогда от меня не уйдёшь, непорядок, а не пора ли тебе купаться?