– Что думаешь? – спросил он Фарлафа.

– Думаю, проскочим… – сказал тот, обернулся и крикнул: – Всех на вёсла!

На месте Олега сидел Радомысл. Олег видел, что он хочет что-то сказать, но сейчас было не до этого, да и что он мог сказать, кроме…

«Ну вытащил я его, и другого бы вытащил, и меня бы вытащили… Об этом можно и после!» – думал Олег и, когда видел, что Радомысл хочет обратиться, нарочно поворачивался так, будто занят делом. А он и был занят: разве пройти пороги и не потерять ни людей, ни корабли – разве это не дело? И не он сам-один его делает, а Фарлаф, люди, но и Олег тут, а не где-то…

– Первый «Не спи» вон виднеется… – не оборачиваясь, зная, что великий князь за спиной, сказал Фарлаф.

Олег стал всматриваться, но того, что приходилось видеть раньше, не увидел – не увидел высоких скал-камней, между которыми слабыми потоками текла бы вода.

Фарлаф будто услышал его мысли:

– Поднялась вода, водичка… мыслю так, что этот порог мы пройдём и не будем людей высаживать под хазарские стрелы, поднялась водичка…

По тому, как это говорил тысяцкий, Олег понял, что, скорее всего, «пройдём»!

Это было бы хорошо – не высаживать!

Смотреть на воду было страшно. Текущий прежде по глинам Днепр теперь нёсся по камням и лавам – широким плитам – и, хотя вода поднялась, она была прозрачная, чёрная, и было видно, как под днище корабля улетают камни и острые, и плоские, а вода над ними заходится, как баба над убитым мужем или колдунья-ворожиха, когда кружится вокруг кострища. В некоторых местах, где стремнина только-только прикрывала острые вершины скал, вода бурлила и шла белой пеной.

Олег следил за первым и вторым кораблями, те шли то левее, то правее, – летели, несомые течением и управляемые вёслами гребцов. На первом корабле был «тятя» того маленького лазутчика – Ждан, он стоял на носу. Велимид стоял на носу второго корабля, и Фарлаф третьего. Ждан поднимал правую руку, и тогда правую руку поднимал Велимид, потом Фарлаф, а Олег встал на корме, чтобы гребцы других кораблей его видели, и тоже поднимал правую руку, чтобы поднимались вёсла по правому борту, а гребли левым, и наоборот. Когда поверхность становилась чистой, тогда гребли оба борта и появлялся ветер, начинавший шевелить волосы и бороду.

Наконец-то Олег повернулся – сколько шло ладей, было не сосчитать, но все, и следующая, и пятая, и десятая, и двадцатая, дальше нельзя было не сбиться – много – и у князя появилась надежда, что все прошли бурю и стрелы хазар.

Теперь надо миновать пороги.

Фарлаф оглянулся. Олег увидел, как тот сияет. Но сейчас он хотел смотреть не на Фарлафа. Поглядев на идущие за ним ладьи, он хотел посмотреть: а что Василиса? Краем глаза он видел, она стоит на коленях и вся сжалась – не спит, он хотел обо́дрить её! Но первее – дело, первее – Фарлаф, махавший рукой по ходу корабля, перекрикивая нарастающий шум воды и пытавшийся что-то сказать.

Олег пошёл к нему.

– Ходко идём, князь! – кричал Фарлаф. – Если и дальше так, то к вечеру выйдем на птичьи гнёзда, и можно будет поднимать на во́локи, тогда поутру достигнем чистой воды, а там день и Хортица!

– А что шумит?

– Впереди порог шумный, – Фарлаф показал рукой, – воды много, прёт и сама себя подпирает, и упирается в высокие скалы, и свергается вниз, мы это место обойдём… потому шумит! Ждан знает, как обойти…

Фарлаф улыбался во всё лицо, они шли!

Вечером вновь ударил ливень с молниями и громом.

Оставалось ещё два порога, но вода поднялась настолько, что скалы и лавы пролетали под плоскими днищами киевских кораблей.