Я действительно устала – не знаю, почему. Наверное, дело было даже не в этой поездке, а в отъезде мамы. Именно о ней, а не о Полине и Косте, я думала, засыпая, и про себя молилась, чтобы всё прошло хорошо.

10. Глава 10

Шагать было тяжело, хотя на моём пути не было препятствий, и пол оставался абсолютно гладким. Это был тот самый коридор – не светлый, хотя снаружи царил день. Но далёкое золотое солнце было мне недоступно: я знала, что в здании не имелось ни единого выхода наружу, а на окнах стояли решётки. Путь был только один: к двери в конце коридора, за которой пряталась боль.

Даже во сне я хорошо её чувствовала и знала, что меня ждёт, ведь проходила этот путь не один десяток раз. Белая дверь будто притягивала, ноги шагали сами собой, и доносился холодный перезвон инструментов – не монстр, обычный врач готовился к операции…

Как и всегда, я попыталась повернуть обратно, спрятаться где-то, но любой коридор этого здания выводил к белой двери, а в открытых палатах для меня не было места. Там уже лежали те, кому ещё можно было помочь, кого не надо было ни резать, ни зашивать…

Последние метры меня в кабинет тащили – не люди, блеклые фигуры с цепким множеством рук. Я извивалась, пыталась их бить, кричала и визжала, пусть и знала точно: финал будет один. Коридор позади уже стал красным, и эти с виду жуткие существа на самом деле пытались меня спасти. Вот только, даже осознавая это, я всё равно продолжала бороться – до тех пор, пока не оказалась в той самой комнате. Тотчас исчезли и окна, и дверь, и вообще все люди. Там не было ничего – только я наедине с болью и далёким, словно доносящимся из-под пола звуком плача. Он становился всё громче, боль нарастала, и я попыталась спрятаться в углу, но потолок вдруг рухнул сверху, и я проснулась под громогласное: «Это всё твоя вина!».

В комнате было непривычно темно, Костя спал на боку, отвернувшись от меня. Осторожно, чтобы не разбудить его, я вылезла из-под одеяла и подошла к окну: снаружи было тихо. После города звенящая тишина была непривычна, хотелось услышать хотя бы далёкий гудок, но время было раннее, все крепко спали. Ни людей, ни машин, ни собак. Даже ветра не было слышно. Как будто мир позабыл, как звучать.

Я долго смотрела на солнечные фонарики в саду и крупного мотылька, кружащегося возле света. Обычно в ноябре все насекомые уже засыпали, но он этот малыш был упрям. Когда-то и я так летела средь мрака, думая, что мерцание впереди спасительно, но то оказалась коварная ловушка: меня не обогреть хотели, а сжечь дотла. И хорошо, что Константин не пытался копать глубже в моё прошлое. Никаких сокровищ он бы там не обнаружил.

Минут через двадцать я смогла заставить себя лечь в постель. После кошмара, систематически повторяющегося раз в месяц, хотелось прижаться к Косте, согреться возле него, но я осталась на краю под своим одеялом. Мне не нужна была ни игра в любовь, ни любовь настоящая.

Правда, утром я всё же проснулась оттого, что мужчина лежал близко, почти обнимая меня. Между нами оставались одеяла, но устроился он уютно, и я, зашвырявшись, тотчас Константина разбудила.

– Сколько времени? – пробормотал он, дав мне возможность ускользнуть к телефону.

– Восемь.

– Рано. Давай дальше спать.

– Я обычно так и встаю.

– Но не в выходные же! – пробурчал он. – Да и дома все ещё дрыхнут. Что ты будешь делать, бродить по коридорам?

– Могу и поспать, только воды попью.

– Давай.

Через пять минут он уже спал, а я пошла в ванную, чтобы позвонить маме. Она уже подъезжала к вокзалу, и пообещала, что перезвонит мне от тёти.