– Если ты сейчас меня признаешь главой Рязанского княжества и подпишешь грамотку, что берешь от меня Переяславль в держание, то я так и сделаю. В том тебе роту даю, – пообещал Константин.

«Может, все-таки удастся избежать войны», – мелькнула у него надежда.

– В володение, – неуступчиво поджал губы Ингварь.

– Нет, в держание, – поправил Константин, чувствуя, что напрасно он размечтался.

– В володение князь боярам своим селища раздает, а я сам князь. – Ингварь медленно покачал головой в знак отрицания. – Не приемлю я таковского.

– Ну хорошо, – сдался Константин, прикидывая, что сейчас мир куда дороже маленького городка, о котором они говорили получасом ранее. К тому же он в стратегическом отношении все равно ничего не значит. – Пусть Ольгов перейдет в твою отчину на веки вечные. Дарю.

– Ишь какой чукавый![46] – насупился Ингварь. – Стало быть, Переяславль с Зарайском и Ростиславлем в держание, а заместо них куцый Ольгов. На тебе, паря, шкурку заячью, дарю, а про те лисьи, кои тебе от деда с батюшкой остались, памятай, что они теперь мои, а ты ими токмо пользоваться можешь. К тому ж и сам Ольгов всего пять лет назад тоже нашим был. Тако же и Коломна, и Лопасня, где ты ныне своих воев усадил.

– Во как?! А когда это они под княжением твоего батюшки были? – усомнился Константин, который успел изучить подробный расклад владельцев городов в Рязанском княжестве. – Помнится, Коломной владел Олег Игоревич, а в Лопасне сидел Глеб Игоревич.

– Верно, – согласился Ингварь. – И оба – мои родные стрыи. Детишков ни один не оставил, посему я самый ближний и самый старший. А ныне что получается – ты ж мой Переяславль яко волка обложил – куда ни прыгни из логова, везде охотник с луком. Мне и братьям моим меньшим токмо град батюшкин и остался, да еще Ростиславль с Зарайском, кои ты…

– Говорю ведь – выморочное наследство переходит не к братаничу, но к великому рязанскому князю, – отрезал Константин.

– Уже великому, – усмехнулся Ингварь.

– А чем Рязань хуже Киева или Владимира? – пожал плечами Константин. – Вон даже Новгород всего-навсего град, а и тот Великим называют. Ну и отличие в титуле между князем и его меньшой братией тоже должно иметься.

– Ну-ну, – многозначительно улыбнулся юноша. – А я тебе так поведаю. От деда твоего, а моего прадеда Глеба Ростиславича тоже отказа требовали от Коломны и иных волостей рязанских. Притом требовал сам Великий князь Владимиро-Суздальский Всеволод Юрьич, одначе дед твой порешил в нетях остаться, а на таковское «добро» не дал. И стрый твой Роман Глебович тоже помер в нетях у суздальцев, одначе не покорился. Мой же дед Игорь Глебович вместях с твоим батюшкой Володимером в самой Рязани сиживал…

– Ишь куда замахнулся, – невольно вырвалось у Константина.

– Никуда я не замахиваюсь, – огрызнулся Ингварь. – Ведаю, что я – твой двухродный сыновец, потому мне там делать нечего, покамест ты жив. Но и своего места я тебе уступать не стану, и от Переяславля отказываться не подумаю, равно как и в кормление от тебя его принимать не стану, яко боярин какой-нибудь, ибо мой он, исконный!

– В держание, – поправил Константин.

– А чем у него от кормления отличка?

– Ну-у хотя бы тем, что держание учреждено только для князей – это раз, – начал было пояснять рязанский князь, но Ингваря уже понесло, и он перебил:

– И слушать не желаю, ибо ведаю, сколь ты горазд кружева словес плести. – И юноша дрожащим от волнения голосом подытожил свою мысль: – Стало быть, решайся, княже. Ежели ты дружбы жаждешь, то дружба токмо меж равных есть. Открой проход моим воям и сам приходи в Переяславль. Ну а ежели тебе восхотелось, дабы все удельные князья на Рязанщине в данниках твоих ходили, да без твоей указки рать на ту же мордву али еще куда собрать не смели, да пошлин торговых с гостей не взыскивали, – убей, но я ничего не подпишу. К тому ж, даже если б и подписал, у меня братья меньшие есть. Они, когда в возраст войдут, нашу харатью, что мы составим, раздерут напрочь, и правильно сделают.