– Ешьте. Вам нужны силы. Нам предстоит долгий путь.

Мясо напоминало сапожную кожу. Этот вкус был Балти отчасти знаком. Однажды, в дни крайней нищеты, он сварил из старых туфель отвратительный бульон.

– Так как же вас зовут?

– Раньше звали Спонг. Прекрасное имя. Плантагенет Спонг. Такое враз не выдумаешь.

– А я как должен вас звать? – раздраженно спросил Балти.

– Как хотите.

– Тогда я буду звать вас Вельзевул. Весьма уместное имя, ибо я оказался в аду. – Балти застонал. – За что меня карают так жестоко? Неужели мои грехи столь тяжки?

– Мужайтесь. Смотрите. – Спонг указал на фиолетовые крокусы, пробившиеся сквозь талую землю. – Прекрасный весенний день в Новой Англии. В аду вы таких красивых цветов не найдете.

Балти уныло смотрел на крокусы. Они его не утешали.

– Балтазар де Сен-Мишель – такое имечко не часто встретишь. Вы католик?

– Гугенот. Наполовину француз, по отцу. Он… но ведь вы и так все про него знаете. Скажете, нет?

– Только то, что он водит весьма изысканную компанию. Чего стоят одни Генрих Четвертый и Людовик…

– Да-да. Забудьте об этом.

– Это хорошо, что вы не папист. Католиков тут ненавидят почти так же сильно, как квакеров. Не знаю, как отнесутся к гугеноту. – Он протянул Балти руку. – Ханкс. Хайрем Ханкс к вашим услугам.

– Так вы, значит, в самом деле человек Даунинга?

– А что я, по-вашему, тут делаю?

– Понятия не имею. И уж точно не знаю, что я сам тут делаю.

– По всей видимости, предаетесь жалости к себе. «Когда, в раздоре с миром и судьбой, / Припомнив годы, полные невзгод, / Тревожу я бесплодною мольбой / Глухой и равнодушный небосвод…»[18]

– Что это?

– Шекспир. Я часто его читаю, когда у меня тяжело на душе. Попробуйте.

– Мне сейчас как-то не до Шекспира.

– Tant pis[19]. В другой раз. Нам пора двигаться. Эндикотт вышлет за нами погоню. Вранья, что я им наплел, – про то, что везу вас в Пункапог учить дикарей, – надолго не хватит.

Они запрыгнули в седла и поехали дальше. Ханкс покинул тропу и углубился в лес. Балти никогда не бывал в таком густом лесу. Утреннее солнце, хоть и яркое, едва проникало в толщу листвы. Балти казалось, что за деревьями прячутся раскрашенные дикари. Он старался держаться поближе к Ханксу.

Они ехали весь день и большую часть ночи. Ханкс отказывался делать привалы и останавливался только напоить лошадей. Балти так устал, что чуть не упал с лошади. Ханкс привязал его к седлу.

– Ну вот, теперь вы у нас Одиссей. – (В лесу прокричала сова.) – А вот и сирены манят.

Откуда этот разбойник с большой дороги знает Шекспира, tant pis и Одиссея?

– Я не чую ног, – простонал Балти.

– Мы отдохнем на рассвете.

– Это пытка.

– Право, мистер Сен-Мишель, если вас начнут пытать обитатели этих лесов, вы будете мечтать о своем теперешнем положении.

– Вы совсем как тот ужасный конюх в Бостоне. В Лондоне мне сказали, что с дикарями положение давно улажено. Неужели все, что мне говорили, было обманом?

Они продолжали свой путь через лес. В конце концов они вышли к нагромождению скал у ручья. Лошадь Ханкса заржала и встала на дыбы. Ханкс поймал поводья и удержал ее. Лошадь Балти тоже нервничала.

– Тихо, – сказал Ханкс.

– Почему?

– Кугуар.

– Что?

– Горный лев.

– Лев? Господи Исусе!

– Ш-ш-ш!

Ханкс вытащил пистоль. Ствол блестел в лунном свете.

Рев раздался совсем близко, напугав лошадей. Лошадь Балти встала на дыбы и хотела понести, но Ханкс крепко держал поводья. Балти неловко цеплялся за седло.

Ханкс выстрелил в воздух. Струя желтых искр улетела в темноту фонтаном огня. Ноздри Балти заполнил едкий пороховой дым. Лошади яростно брыкались. Ханкс успокоил их, что-то приговаривая, и путники двинулись дальше, в Хартфорд.