Сильвер попробовал ее встряхнуть, но не смог сдвинуть и на дюйм. Она внезапно обратила свой взгляд на него, и в это мгновение он почувствовал себя совершенно прозрачным, будто она видит его насквозь; все хорошее и плохое, и все между ними было увидено в мгновение ока. Казалось, Хэйзел стала больше Сильвера и громоздится над ним, как некое древнее божество без крупинки милосердия или сочувствия. Он отступил, отдернув ладони от ее рук, будто обжегшись. Взгляд Хэйзел обратился внутрь, и вокруг нее стали возникать и пропадать образы. Видения приходили и уходили в секунду, в них мелькали места и лица, из которых Сильвер некоторые узнал.

Старый человек в поношенном халате уборщика, измученный, сломанный жизнью, сгорбившись, сидел на койке.

– Они переломили меня. А я к тому же страшно устал от жизни. Поищите себе другого спасителя и вождя.

Затем он исчез, и его место занял Оуэн, истекающий кровью из дюжины ран, воздевающий меч, чтобы отразить невидимого врага.

– Я сделаю проход в толпе своим дисраптером. Когда увидишь, что путь открыт, – беги, Хэйзел! Я отвлеку их на себя.

Толпа теней ринулась вперед со всех сторон, и он исчез под ними, все еще размахивая мечом. Все погасло, и возникла ухмыляющаяся Руби Джорни.

– Я встряла в это дело только ради добычи.

Сильвер попробовал опять протянуть руку к Хэйзел, но не смог до нее дотронуться. Ее воспоминания имели силу реальности.

Руби сменила высокая, заросшая шерстью хищная фигура, и Сильвера будто молнией стукнуло – это же легендарный вольфлинг! Огромная фигура посмотрела прямо на Сильвера и сказала:

– Печальная и горькая это честь – быть последним из своего рода.

Вольфлинга сменил хайден с сияющими золотыми глазами. За ним высоко громоздились гигантские соты из золота и серебра, покрытые толстой коркой льда. Гробница хайденов. «Измененный» по имени Тобиас Мун глянул на Сильвера и произнес своим скрипучим, нечеловеческим голосом:

– Все, чего мы всегда хотели, – это свобода.

И тогда лед растаял, и ячейки гигантских сот озарились ярким светом, и вышли из Гробницы хайдены, великие, славные и совершенные до невероятия. А потом опять был только Оуэн, печально глядящий Хэйзел в глаза:

– Нельзя бороться со злом, став на сторону зла.

Хэйзел повернулась, и Оуэн растаял, когда она посмотрела на Сильвера. Их глаза встретились, и появились новые видения. Сильвер, заключающий сделки с мошенниками и подонками общества, чтобы сохранять порядок на улицах Мистпорта. Сильвер, платящий костоломам вроде Маркуса Раина, чтобы они не мешали работе его сети распространителей «крови». Сильвер, глядящий в другую сторону, пока его люди выживают или устраняют конкурентов. Видения исчезли, и Хэйзел смотрела на Сильвера новыми, холодными глазами.

– Всего несколько капель, время от времени, для себя и особо близких друзей? Фигня. Ты держишь свою сеть распространителей наркотика, опутавшую весь город. Сколько народу ты посадил на плазму, Джон? Сколько окоченевших трупов наркоманов лежит в опустевших комнатах, потому что они не смогли осилить твоих цен?

– Не знаю, – ответил Сильвер. – Пытаюсь об этом не думать. Я только… кручусь кое-как, как и каждый в Мистпорте. Сразу после экстрасенсорной чумы началась сумасшедшая инфляция. Деньги не стоят и половины своей прежней цены. Все, что я накопил, сгорело. Если не я, то кто-нибудь другой, и ты это знаешь. Я никогда не хотел никому причинять вред, но…

– Да, – перебила Хэйзел. – Но. Всегда это «но», правда?

Сильвер шагнул вперед, протянув ей руку. Она схватила ее, и он сморщился от ее грубой, неумолимой силы. Она холодно ему улыбнулась: