Моя мама была не одинока в попытках разобраться во мне. Мои друзья тоже не знали, что с этим делать. Один даже сказал, что я слишком умен для этого. Мол, армия для тех, у кого не хватает мозгов найти настоящую работу. Другие мои друзья никогда не были откровенно грубы, но я знал, что они смотрели на меня свысока за то, что я не закончил колледж и пошел простым рядовым. Я не осуждаю их – мне просто пофиг.
Мне было восемнадцать, когда в 2002 году я отправился в учебку в Форт Джексоне, Южная Каролина.
Мы назвали ее «Расслабуха» Джексон. У всех ветеранов есть своя базовая история тренировок – отжимания, бег, все эти говноразговоры. Это была пустая трата времени. Я просто хотел пойти на войну.
Двенадцать недель спустя я отправился в разведшколу в Форт-Уачука, штат Аризона. Это был январь 2003 года, за два месяца до начала войны в Ираке. Вторжение в марте застало нас всех врасплох. Мы думали, что в центре нашего внимания Афганистан, но недавно все переключилось на Ирак, и мы слышали только о Саддаме Хусейне и его оружии массового уничтожения. В ночь, когда армия вторглась в Ирак, всех созвали, и руководитель программы сказал нам быть готовыми к тому, что должно было произойти. «Будь то Афганистан или Ирак, будь готов. Скорее всего, вы все скоро окажетесь в зоне боевых действий».
Форт Уачука был огромным местом, расположенным на возвышенности над прерией. Мы были недалеко от мексиканской границы, так близко, что могли видеть дирижабли таможенного и пограничного патруля, которые всегда находились высоко в воздухе, высматривая нелегалов. Я думал, что в Техасе жарко, но в Уачуке было просто пекло.
Я набрал достаточно высокий балл на квалификационных тестах в армию, чтобы претендовать на любую работу в разведке, которую я хотел – кибернет, допрос, обработка источников, сигнальная разведка, что угодно. Я выбрал анализ разведданных, потому что они делали все сразу.
Разведшкола была похожа на колледж с ускоренным темпом обучения, множеством занятий и ночной зубрежкой. Чтобы претендовать на работу, мне пришлось пройти кучу тестов на высшем уровне, иначе я рисковал вылететь. Я учился в школе анализа, но мы жили в одной общаге с допросчиками, обработки источников и РЭБ.
Мы вставали всем классом – шестьдесят солдат из разных слоев общества – в 6 утра каждый будний день и тренировались всей группой, пробегая мили по пустынным тропам, которые огибали массивную базу, а затем отправлялись на занятия на весь день. Свет тушили в 21:00. Те, кто не тянул отсеялись и вернулись домой за первую пару недель. Если вы провалили тест, что может произойти просто из-за того, что вы пропустили один или два вопроса, у вас был один шанс изучить материал и пройти повторное тестирование. Если вы снова потерпите неудачу, вы вылетаете. Без исключений. Я быстро стал командиром курсантского взвода. Это означало, что я отвечал за утренние тренировки, строевую и проведение разведывательных совещаний в классе.
Каждую неделю проводилось очередное занятие по новому предмету разведки, но большая часть материала казалась устаревшей. Они буквально все еще обучали нас сражаться с русскими и коммунистами на больших полях сражений, с танковыми батальонами и тысячами человек. В программе все еще оставалась морзянка. Несколько дней мы все толпились вокруг настольной карты, где мы расставляли фигуры на доске, наша армия против русских. Мы говорили о том, как мы будем маневрировать вокруг них, как будто это была рискованная игра.
Не было абсолютно никакого обучения методам борьбы с терроризмом или тому, как нацеливаться на террористические сети и небольшие, изолированные террористические ячейки. Ничего о нетрадиционной войне, которая появилась в эти дни – не о массовых разборках на поле боя. Когда я спросил об этом, инструкторы просто сказали, что это стандартная тренировка.