Магнолия и Зандра продолжали штудировать манускрипты предшественников.
На наше с Максом появление даже не обернулись, не подняли голов. Поразительно! Балетный и не думал закруглять, казалось бы, исчерпавшую себя беседу. Совсем наоборот! Развернулся ко мне, расправил плечи, будто копировал позу Мейзамира. Никогда прежде Макс так не стоял передо мной, не разговаривал и не реагировал.
– Он не человек! Сама ведь заметила! С ним надо ухо держать востро! Что он хотел? Воздействовал на сознание? Склонял тебя к каким-то необдуманным поступкам? Ты же знаешь – некоторые твари безобидны, но могут легко запудрить голову?
Я лишь моргала и наблюдала за Максом. Его длинные пальцы, впервые на моей памяти, сжались в кулаки посреди мирной беседы. Передо мной застыл не балетный Макс – грациозный танцовщик, элегантный мужчина, а воин, охотник, с которым мы бок о бок сражались с чудовищами.
– Макс, – поборов растерянность, возразила я. – Я знаю, что Мейзамир параллелец. Но он обещал поспрашивать об убийце по собственным каналам. И я уверена, что ничья помощь не может быть лишней. Мы давно топчемся на месте, а люди, тем временем, продолжают погибать. Дополнительные сведения «с той стороны» нам бы очень не повредили.
Макс выпрямился – будто шест проглотил, ноздри его раздувались, делая похожим на диковинную птицу.
Только теперь Магнолия и Зандра заинтересовались нашей беседой.
– Твой красавчик что-то знает об убийце? – живо полюбопытствовала подруга.
Иногда она казалась мне вездесущей богиней, какой и считала себя в лучшие дни. В худшие Магнолия ударялась в другую крайность. Ее приступы самобичевания не знали меры, впрочем, как и все в жизни неутомимой, яркой как звезда и такой же далекой от реальности подруги. Неполноценная, неудачница, тупица – вот самые лестные эпитеты Магнолии в собственный адрес. За годы знакомства я наслушалась о том, что подруга так и не завела детей. Пра-пра-пра племянницу, последнюю родственницу, не успела даже похоронить – спешно улетела на другой конец света, охотилась на чудовище. Мне нечем было ее утешить, нечем поддержать, нечего возразить. Потомки мои затерялись в веках. Кто они и где сейчас обитают? Может я тоже «последняя из могикан». Или живут себе где-то мои родственники, даже не ведая о моем существовании.
– Говорит, узнает завтра-послезавтра, – ответила я, игнорируя возмущенное пыхтение Макса.
Ироничный взгляд Магнолии в сторону балетного, хитрый и многозначительный – в мою, и подруга осторожно уточнила:
– А ты поняла, что он такое? Спросила красавчика напрямую?
Похоже, Магнолия тоже затруднялась определить вид Мейзамира, и это не обнадеживало ни капли.
– Как минимум, он скрытный проныра, – резюмировал Макс – ноздри его все еще раздувались, кулаки сжимались, глаза метали молнии. Пройди мимо красавчик – остались бы одни головешки.
– Макс, хватит уже ярить! – осадила его Магнолия. Это словечко она вычитала в каком-то виртуальном журнале и теперь швырялась им с наслаждением, вставляя, куда ни попадя.
Судя по хмурому лицу Макса, на сей раз «ярить» пришлось как нельзя к месту.
– Я ничего не нашел, – разрядил обстановку Зандра. – Кроме вот этого.
Он ткнул пальцем в экран монкса.
– Сейчас перекачаю всем и каждому, – ворчливо пообещал Макс, бесцеремонно вырвав устройство из рук метиса.
Наши взгляды с Зандрой пересеклись – он подмигнул мне и едва заметно кивнул в сторону балетного. Тот суетился, перебрасывая текст в наши с Магнолией «девчачьи» розовые монксы. Мы купили их по дешевке, на какой-то очередной «диванной распродаже». Одна из моих соседок потеряла доходную работу и съехала, распродав львиную долю дорогой техники и мебели за гроши. «Донашивать» чужие шкафы-стулья я не могла – индиго ощущали энергетику прежних хозяев, а предложенные вещи сплошь были антикварными. Порой я жалела «новых богатеев» очередного поколения. Они взлетали на денежный Олимп и падали также стремительно, как звезды европейской эстрады. Виртуал полностью обезличил исполнителей. Любой певец с прекрасным голосом легко затмевал другого, штампуя видео с аватаром самой соблазнительной внешности. Почти ни один не удержался на пике популярности дольше года – голос тоже изменялся, улучшался, нарезались лучшие куски песен. Все, как и прежде. Только теперь «винегреты» разных записей неотличимы от живого выступления.