Разбогатевший бедный родственник – сложно переносимое создание. Раньше он жил от получки до получки и регулярно просил в долг, а сейчас одевается дорого и безвкусно, а деньгами сорит так, будто уже стал миллионером. Сложные чувства испытывают сегодня политики развитых стран, наблюдая за подъемом держав, которые еще несколько лет назад едва сводили концы с концами, а теперь накопили конвертируемой валюты и хотят ее потратить на новейшие технологии или долю в западных компаниях.

Сторонники инвестиционного «железного занавеса» призывают не пускать «новых китайцев», «новых русских», арабов в экономические пространства Европы и Северной Америки. С позиции западного обывателя золотовалютные запасы и суверенные инвестиционные фонды развивающихся стран представляются огромной денежной дубиной, с помощью которой новые экономические тигры, медведи и драконы прокладывают себе путь к мировому господству. В погоне за политическим могуществом «новых финансовых агрессоров» будут мало волновать соображения экономической выгоды – деньги-то государственные [70].

Индийские магнаты купили красу и гордость европейской металлургии Arcelor и Anglo-Dutch Corus, а бразильская CVRD поглотила канадскую Inco, однако никакого отношения к суверенным фондам новые игроки мировой лиги не имеют. Попытки «Газпрома» купить английскую Centrica, а арабских инвесторов – получить контроль над шестью американскими портами были пресечены своевременно и без всяких законодательных новаций. Все обеспокоены скорее не нынешним положением вещей, а тем, что может произойти в перспективе. Катализатором начала дискуссии по «восточной угрозе» стало решение китайских властей потратить почти $3 млрд. на покупку 9.9% акций американского хедж-фонда Blackstone. На Западе понимают, что Китаю, чьи золотовалютные резервы перевалили за триллион долларов, не составит труда инвестировать еще десятки миллиардов.

Пекин делает ставку на поглощение компаний, которые помогут ему обрести новые технологии и получить выход на важные рынки. Иными словами, главными целями финансовой экспансии Китай видит развитые страны с их богатым населением и высокими технологиями. Неудивительно, что именно эти «цели» обеспокоили правительства западных стран.

Русские и арабские инвесторы пугают не меньше китайцев. Ближневосточные нефтедоллары инвестируются в развитых странах уже больше 50 лет, к ним вроде бы привыкли и даже воспринимают как благо. Но в последнее время арабы открыто говорят о заинтересованности в приобретении крупных пакетов стратегически очень важных компаний. Много шума наделало заявление госфонда Dubai International Capital о намерении купить несколько компаний в Японии и Европе на общую сумму более $10 млрд., так же как и попытки госфондов Катара и Дубая войти в капитал EADS. 3.12% акций авиакосмического гиганта, приобретенные дубайцами, не так уж важны (в совет директоров их все равно никто не пустит). Гораздо больше насторожило европейцев приобретение смежников EADS. Дубайский суверенный фонд купил Doncasters, поставщика комплектующих для аэробуса А380, за $1.3 млрд., что дает ему куда больше возможностей для влияния на корпоративную политику EADS, чем акции концерна. Государственные фонды стран с переходной экономикой растут как на дрожжах. Суверенные фонды Китая и России, если скинутся, уже сегодня могут купить все 30 компаний, входящие в немецкий фондовый индекс DAX.

Что делать с русскими, арабскими, китайскими деньгами? Голову ломают не только в правительственных кабинетах и на партийных конференциях. МВФ и Всемирный банк ведут консультации с бизнесменами, аналитиками, управляющими частных инвестиционных фондов. Международные организации далеки от того, чтобы соблюдатьь солидарность с протекционистами. Пока они только предлагают ввести некий кодекс чести суверенных фондов. Первым пунктом в нем должно быть обозначено стремление преследовать исключительно экономические интересы. Вряд ли это кого-то успокоит, учитывая, что экономическими интересами можно назвать все что угодно. Звучат и более радикальные предложения: пусть, например, фонды сами для себя обозначат лимит на долю в одной компании, как это сделали Норвежский нефтяной фонд (по уставу он не может владеть более чем пятипроцентной долей) и Государственный фонд Саудовской Аравии (не более 10% – негласное правило). Но эти фонды скорее исключения. Норвегия – благополучная европейская страна без глобальных амбиций, а Саудовская Аравия всегда стремилась ладить с западными союзниками. Трудно поверить, что с подобными ограничениями смирятся фонды Китая или России.