– Этэри постарались тут на славу, – сказал Исан. – Залатали каждый шовчик и вложили столько своих сил, что Кохара просто обязана была порадовать нас перед концом времён. Но без маны нам не жить. А блокада Валамара отрезал подачу этого ресурса и запасы его действительно истощаются. Кохара – единственное место, где этого пока не заметно, и лишь благодаря работе этэри.

– Да, даже на Бычьем острове в этом году урожаи не слишком порадовали. Княжеские земли загибаются, весь мир летит в Бездну, а он маяк Тэри строит! – продолжал нудеть Маруха.

– А что ему остаётся, – пожал плечами Истан.

Возможно, он говорил что-то ещё, но ветер сменился и унёс слова княжеских сподвижников, да Таймару и не интересно было слушать их трескотню. Он думал о маяке, а если точнее о ней.

Их мир неизбежно падёт. Роглуар уснёт сном забвения, как засыпает в холода случайно залетевший в окно мотылёк. Хорошо ели они сумеют избежать страшного сценария, что рисовал в своей голове Маруха, и не превратятся в демонов, пожирающих собственных детей. Хорошо бы просто уснуть, впасть в летаргический сон как от нехватки кислорода.

«По крайней мере, наша цивилизация закончит своё существование, как постигшая мудрость Высших», – утешал себя Таймар, вспоминая об источнике мудрости.

Он направил взгляд к морю. Там, на одиноком островке, прямо над глубокими тёмными водами Кохары возводился памятник этэри, сумевшей излечить его мир. Маленькой, хрупкой девочке, сделавшей для его дома больше чем все роглуарцы. В стенах этого небольшого но основательного сооружения уже трудились художники, изображающие лик самой прекрасной женщины в людских кругах, а ещё летописцы, разворачивающие её историю всё на тех же стенах.

Таймар не был уверен, что успеет достроить этот монумент, поэтому работы велись с таким расчётом, чтобы в любой момент времени он казался завершенным. Князь надеялся, что его круг не распадётся на трилиарды частей, а просто застынет мёртвой окаменевшей глыбой, когда запасы маны будут исчерпаны. Он полагал, что памятник самоотверженной лилулай останется на своём месте и через сотни лет. И если на их посеревшую землю вдруг прилетит корабль межзвёздных путешественников, и те увидят внутренние стены маяка с портретами и легендами, то запомнят эту историю и будут рассказывать её в своих мирах и кругах.

Когда Таймар последний раз видел Доку (а было это с три месяца назад, сразу после злосчастного сигула в Гальвидове, на котором Семир ясно дал понять, что не отступиться от своего решения и продолжит сборы на другую Пирамиду), он осознал, что все их усилия были напрасными. Напрасной была жертва Доки, хлопоты Вольгера и милость Рамии. Напрасным был и отданный Рамии дар, о котором Таймар вспоминал чаще, чем хотел. Все они были обречены на конец, а князь с троицей мужчин, что всюду сопровождала его, ещё и на ожидание этого конца. Более того, он должен был скрывать от своих людей уже разворачивающийся сценарий их бытия, вуалируя его затянувшейся войной с Деораком, который продолжал осаждать Кохару и Бычий остров, надеясь отбить плодородные земли, некогда кормившие всю империю.

Во всей этой бессмысленной и неотвратимой ситуации князь терял ориентиры и, казалось, готов был опустить руки. Он больше ни на кого кроме себя не рассчитывал, ничего не ждал и единственное чего хотел – это сохранить память о Китэрии, если не для их Пирамиды, то для кого-то ещё. А на что, в сущности, тратить оставшиеся годы затухающей жизни, если ни на увековечивание величайших существ собственного мира?