– Гарольд. – Я все же попыталась воззвать к его разуму. – Зачем тебе жена, которая тебя не любит? Мы не будем счастливы.

Он снова оскалился.

– Будем, крошка, вот увидишь. Ты научишься меня любить.

По коже поползли холодные мурашки, но я старалась сохранять самообладание.

– Гарольд, прошу, давай договоримся как взрослые люди. Я верну тебе деньги. Буду выплачивать ежемесячно.

– И где ты возьмешь такую сумму? Будешь отрабатывать одним местом?

Гнев разлился где-то в районе живота и теперь подступал к горлу. Я вскинула голову.

– А что если и так? – Настал мой черед скалиться. – Все равно захочешь на мне жениться?

Гарольд наморщил лоб.

– Одри, не зли меня, – произнес он угрожающе. – Поверь, ты пожалеешь.

Я снова вздохнула и спросила уже без особой надежды:

– Гарольд, мы с тобой точно не договоримся? Никак?

– Почему же… Будешь себя хорошо вести, сможешь спокойно доучиться. Впрочем, поговорим об этом завтра. Я за тобой заеду.

– Гарольд, ты меня не слушал?

– До завтра, крошка.

Его лицо в зеркале сменилось серой дымкой, а затем я снова увидела свое отражение. Выглядела я бледной и растрепанной. Надо поужинать да вернуться в общежитие и отдохнуть. Если Гарольд завтра и правда заявится в академию, лучше быть готовой. Возможно, я смогу найти более убедительные аргументы, чем сегодня.

Перед глазами появилось лицо Марко. Хотелось думать о нем, а не о Берге. Тогда в ректорате он сказал, что меня больше не отчисляют. Знал ли он, что за учебу не просто заплатили, а это сделал мой так называемый жених? А впрочем, какая теперь разница… Марко все равно меня не простит.

Сердце сжалось, словно до него добралась чья-то когтистая лапа. Она царапала изнутри, и я не знала, что с ней делать. Говорят, даже в математике есть неразрешимые уравнения. И я в такое, кажется, и угодила…

– Это что такое?

– И тебе здравствовать, матушка.

– Марко, что у тебя с волосами?

Я думал, она спросит про обгоревшую форму. Но на ее лице отражался такой ужас, словно я явился без волос вовсе. Впрочем, может, на бритую голову реакция была бы мягче.

– Я теперь играю в студенческом театре, – отшутился я.

Мама перевела вопросительный взгляд на отца, и тот пожал плечами. Она снова посмотрела на меня:

– С тобой что-то происходит, чего мы не знаем?

Ох, мама, ты не представляешь!

– Он полез на карниз спасать некую девицу, – сказал за моей спиной отец. – А потом та случайно подожгла ректорат.

Мама сдвинула черные брови, такие же, как у меня. Все говорили, что я больше похож на нее.

– Кого? – сухо спросила она, не сводя с меня напряженного взгляда.

– Она из простых, – ответил отец, и лицо мамы вытянулось.

Вот так за один вечер я напугал ее дважды.

– Я всего лишь исправлял несправедливость, – возразил я, но по лицам родителей видел, что мне не верили.

Даже отец, хотя по разговору в машине и показалось, что я смог его убедить. Но похоже, что нет. И сейчас ему было любопытно, как я буду объясняться уже с мамой. Впрочем, если она и хотела что-то уточнить, то не стала делать этого в прихожей.

Со стороны кухни вышла Грета, маленькая женщина лет сорока, одна из наших горничных.

– Молодой господин будет ужинать? – поинтересовалась она.

– Куда он денется, – недовольно пробурчала мама. – Только пусть сначала приведет себя в порядок.

Грета все равно посмотрела на меня, за что я был ей благодарен.

– Да. – Я кивнул.

– Я передам на кухню. – С легким поклоном она исчезла.

На мгновение между нами снова повисла неловкая пауза. Но тут на лестнице появился Ксандр.

– Марко! – воскликнул он, слетая вниз едва ли не по перилам.