— Расскажи, — попросил Юмус мягко. — Меня повезут в “гробу”?

“Гробом” называлась дорогущая ментал-шумовая камера. Материала, блокирующего способности менталистов, найдено не было, но зато было придумано… орудие пыток, не иначе. Множество микродинамиков, встроенных в стенки “гроба”, источали непрерывное излучение, слышимое для Юмуса как оглушительное бесперебойное жужжание, в котором тонули любые чужие мысли.

Элиот посмотрел на исходящий паром чайник, на яркие дольки апельсина, лежавшие на блюдце. Поджал губы.

Юмусу ничего не стоило бы узнать все самому. Заданный им вопрос спровоцировал мысли, запрятанная в глубинах памяти информация всплыла на поверхность — только протяни сачок и собери ее. Юмус этого делать не стал, наоборот, принялся мысленно повторять нудную поэму на жилкарнийском. Этот язык давался ему труднее паомского или других, и мысли на нем не оставляли сил на подслушивание окружающих.

— Только до здания Офицерата, — Элиот сдался. — Паома пришлет самолет и сопровождающих, встреча будет на высшем уровне, так что просто состыковаться в аэропорту не получится.

— Подожди, — Юмус подался вперед, забыв все языки на свете. — Я полечу один? С паомцами?

— Таковы их условия, — Элиот пожал плечами. — Они осведомлены о твоих… О тебе, в общем, но все равно настаивают.

Зародившаяся было надежда угасла. Похоже, лететь ему все-таки предстояло в “гробу”. И как знать, может, его собственный покажется раем по сравнению с тем, куда паомцы собираются запихать особо опасного мозгоправа.

— И это еще… — Элиот помедлил. — Иуоо заставил их подписать дополнительное соглашение к договору. Там говорится, что твоим способностям не будет нанесен вред. А это значит: никаких методов ограничения.

Приветливый стюард в воображении учтиво улыбнулся и выбросил “гроб” в открытый люк самолета.

Юмус сглотнул и заставил себя вспомнить, что поедет он в Паому не просто так.

— А что за эксперимент? — спросил он, не без труда справившись с голосом.

— Не знаю, — развел руками Элиот. — Самому интересно до жути, но это кошмар какой секрет. Говорят, даже Главный Офицер не в курсе, Иуоо сам переговоры вел. Во всех бумагах значится “эксперимент”, да еще приписка, что в случае необходимости твоя командировка может быть продлена.

Эти простые слова всколыхнули так много чувств, что Юмус даже не брался в них разбираться. И радость, и страх, и недоверие, и надежда — все сплелось в пульсирующий комок. Он заставил себя неторопливо допить чай и улыбнуться.

— Ну что, тогда сеанс сегодня подольше?..

Элиот посмотрел на часы.

— Моя смена закончится в восемь, — он покусал губу. — Юстимус… ты же можешь… я знаю, можешь...

— Элиот, ты знаешь, что такое я никогда не сделаю, — перебил его Юмус. — Просто подумай о том, насколько опасна твоя просьба. И как противоречит здравому смыслу.

— Я не об этом, — Элиот запустил пальцы в волосы, и Юмус заметил, что обручального кольца на безымянном нет. — Всего пару минут… просто еще раз сказать.

— И все равно, — Юмус вздохнул. — Ты снова просишь изменить воспоминания. Пойми: это опасно. Даже то, что мы с тобой делаем, когда прокручиваем воспоминания точь-в-точь, все равно опасно.

— Пара фраз, — на Элиота стало жалко смотреть. — Одно слово! Я просто скажу ей “пока”.

— Хорошо, но пусть это действительно будет пара фраз, — сдался Юмус.

В конечном итоге, очень многие изменяют свои воспоминания, иногда сознательно, но чаще непроизвольно. Например, вспоминая чудесную прогулку в парке, кто-то убирает из памяти эпизод, как в него врезался мальчишка на роликах. А получивший неудовлетворительную оценку школьник тщательно “сотрет” в мозгу информацию о том, что не слушал учителя и поэтому не справился с заданием. Мать забудет о родовой боли, едва взяв на руки свое дитя, а обманутый супруг будет пестовать только воспоминания о ссорах и размолвках.