Нашел! Ошибка в расчетах, такая очевидная, что ее пропустили все! Будь модель менее требовательна к точности, влияние на результат вошло бы в допустимую величину погрешности, но здесь это выливалось в одну неудачу за другой.

— Система, внеси пометку, — начал диктовать Максимус, уже предвкушая, как будет веселиться Тибериус, когда вечером узнает, где же “порылась собака”, как изволит выражаться мистер Винк.

— Пометка внесена, — безэмоциональным — как Максу нравилось — голосом сообщил секретарь. И таким же голосом продолжил: — Внимание, срочное сообщение из медицинской части: Джонатан Тибериус в критическом состоянии доставлен в больничное крыло. Повреждений нет.

— Требуется уточнение, — потребовал Макс.

Повреждений нет — это хорошо. Макс еще помнил тот случай три с половиной года назад, когда Гас привез Тибериуса ну почти что разделенного надвое, такая глубокая рана была на его груди. Но откуда тогда взялось критическое состояние?

— Уточнение невозможно, — тот же безэмоциональный голос. — Доктор Шиллер проводит обследование. Главный Офицер Кот временно передал руководство Боевым отделом Офицеру Шилоре. Запланированная на сегодня боевая операция началась с опозданием, но идет в соответствии с утвержденным планом.

— О боевой операции потом! — Макс откинул малозначимые сейчас события. — Что с Тибериусом?

— Он без сознания, и реанимационные мероприятия не возымели эффекта. Как и ударная доза белковой сыворотки. Уточняю данные… Стандартные процедуры облегчения постфорсажного отката также не сработали.

— Еще раз, что с Тибериусом, — повторил Макс, теряя терпение. — Подробно.

— Сознание отсутствует, — секретарь наконец сообразил, чего от него хотел Максимус. — По шкале оценки Глазго — пять баллов из максимальных пятнадцати, что соответствует глубокой коме. Температура тела тридцать девять целых, девять десятых градуса по Цельсию. Артериальное давление — двести двадцать на сто шестьдесят. Частота сердечных сокращений — сто сорок, ритм патологический с признаками недостаточности кровоснабжения сердечной мышцы. Энцефалограмма с отклонениями, судорожная готовность. Спонтанное дыхание отсутствует, есть признаки спонтанного пневмоторакса.

— Это невозможно… — выдохнул Макс.

Он, разумеется, не был врачом, и пока что понял из услышанного только одно: организм Тибериуса сбоил по всем фронтам, как никогда бы не стал сбоить у адаптанта. Тем более — у адаптанта А1.

— Сэр, срочный вызов, — ожил вдруг секретарь снова. — Доктор Генри Шиллер отправил запрос на срочное совещание по видеосвязи.

— Прими, остальные назначенные дела сдвинь по времени, — распорядился Максимус.

***

— Как скоро состояние Тибериуса удастся стабилизировать?! — Макс прекрасно понимал всей силой своего мозга аналитика уровня А1, что его вопрос неуместен и что Шиллер потому и собрал экстренное совещание, что не смог справиться с недомоганием Тибериуса сам. Но все равно должен был спросить.

— Пока не знаю, офицер Блейн, — Шиллер одарил Макса полным осуждения взглядом.

Шиллер явно находился в форсаже и, как всегда в этом случае, терял всю способность к эмпатии. Что, конечно, было очень даже неплохо для врача, но крайне неприятно для друзей и родственников пациентов. Максимус с полным основанием причислял себя к первым.

— Все очень серьезно, Макс, — подал голос Кот. Помимо него, на связи были еще Чесс и Рузе как главы Отделов и люди, принимающие основные решения в Офицерате. — Мы бы не стали тебя дергать, если бы не это.

— Что говорят свидетели произошедшего? — спросил Максимус. — Гаса опросили? Показатели биомонитора сняли? Берите не за прошедший час, надо исследовать последние сутки, а лучше сорок восемь часов. Возможно, это очень запоздалый постфорсажный откат. А принятые меры просто еще не успели подействовать.