– В такой поздний час? Да он просто чокнутый!

– Ага, – согласился несчастный Кингмен. – Но у него рапира, так что я ни черта не мог поделать.

Вероятно, дикая усталость не оставляет места страху, потому что Дэнни вдруг почувствовал себя достаточно смелым, чтобы разобраться с этой ситуацией.

– Идем, Кинг. Может, вдвоем мы сумеем вставить ему мозги.

Они зашли внутрь, и Ву пробормотал:

– Ты настоящий друг, Дэнни. Жаль, что ростом не вышел.

– А уж мне-то как жаль, – тоскливо ответил тот.

К счастью, безумный мушкетер уже улегся спать. И уставший Дэнни Росси почти сразу же последовал его примеру.

– Черт, этот еврейский парнишка на отборе был фантастически хорош.

Дики Ньюэлл подробно рассказывал своим соседям по комнате об отборочных играх в сквош – в этом виде спорта он совершенствовался с самого детства, как только смог удержать ракетку.

– Думаешь, ему удастся тебя потеснить? – поинтересовался Уиг.

– Шутишь? – вздохнул Ньюэлл. – Да он полкоманды обыграет! Его укороченные удары вообще не берутся. И что еще хуже – парень он просто отличный. Не в смысле отличный для еврея, а вообще, как человек.

Услышав это, Эндрю спросил:

– А что, евреи, по-твоему, не люди?

– Ой, да ладно тебе, Элиот, ты же понял, что я имею в виду. Они обычно занозистые ботаники и смотрят на тебя сычом. А этот даже очков не носит.

– Знаешь, – ответил Эндрю, – мой отец всегда с особым восхищением относился к евреям. Он даже говорит, что пойдет лечиться к врачу, только если тот – еврей.

– Но со многими ли из них он общается в повседневной жизни? – парировал Ньюэлл.

– Это другое. Но вряд ли он нарочно их избегает. Просто у нас другой круг общения.

– Хочешь сказать, это всего лишь совпадение, что эти знаменитые доктора не состоят в тех же клубах?

– Ладно, – сдался Эндрю. – Но он никогда не позволяет себе каких-либо расистских выпадов. Даже насчет католиков.

– Но он и не пересекается с ними в повседневной жизни, ведь так? Даже нашего нового сенатора-католика из Массачусетса избегает.

– Ну, он вел кое-какие дела с Джо Кеннеди-старшим.

– Вряд ли за ужином в гольф-клубе «Фаундерс», – вставил Уиг.

– Хорошо-хорошо, – сказал Эндрю, – я же не утверждал, что мой отец – святой. Но он хотя бы научил меня не употреблять выражения, которые так нравятся Ньюэллу.

– Энди, ты же годами терпел мою цветистую речь.

– Точно, – подхватил Уиг. – С каких это пор ты стал у нас таким паинькой?

– Послушайте, ребята, – ответил Эндрю. – В школе у нас не было ни евреев, ни негров – совсем. Так что никому не было дела до твоей болтовни о «низших сословиях». Но в Гарварде полно разных людей, вот и я считаю, что нам надо научиться жить рядом с ними.

Его друзья удивленно переглянулись. А затем Ньюэлл недовольно сказал:

– Кончай уже свою проповедь, а? Серьезно, назови я этого парня толстяком или коротышкой, ты бы никак не отреагировал. Когда я говорю «жид» или «черномазый», это просто такой способ отнести их к определенной группе людей, вроде условного обозначения. И чтоб ты знал, я пригласил этого Джейсона Гилберта к нам на пирушку после матча в субботу.

Ехидно взглянув на Эндрю, он добавил:

– Если ты, конечно, ничего не имеешь против общения с евреями в повседневной жизни.

Ноябрь только начался, но уже в шесть вечера на улице становилось темно и холодно, как зимой. Переодеваясь после сквоша, Джейсон с досадой обнаружил, что забыл галстук. Теперь ему придется возвращаться за ним в Штраус, иначе ирландский цербер, проверяющий внешний вид студентов на входе во Фрешмен-юнион, с радостью выкинет его за порог. Вот пакость.