Это возымело действие. Динка говорила горячо, убедительно, не зря впоследствии стала юристом по семейному праву. Родители несколько поутихли и вскоре развелись.

И вот теперь, спустя пятнадцать лет, поступает это идиотское приглашение на семейный ужин в ресторан. Дина говорит о том, что нужно пойти. И встретиться, наконец, всем вместе. Особенно в свете предстоящих событий. Он был категорически против, хоть и признавал в глубине души справедливость её слов.

Но что-то недоброе, тёмное и желчное не давало набрать номер сестры и сказать, что он согласен. То, что когда-то в детстве не давало ему уснуть, когда он и под толстым стёганым одеялом слышал грохот музыки или очередную матерную очередь из комнаты родителей. То, что заставляло замедлять шаг, подходя к дому, задирать голову и прислушиваться к долетающим из окон звукам. То, что со всей силы ударило его однажды под дых, заперло дыхание и отобрало речь, когда он увидел свою сестру в белой сорочке на карнизе девятого этажа, которая кричала родителям о своей ненависти…

Он знал, что Динка, единственный близкий человек, здесь совсем не причём… Не стоило орать на неё и швырять трубку… Но…

Дело в том, что невыносимы родители были только в своём разрушительно-увеселительном тандеме. Поодиночке мириться с их присутствием было вполне по силам.

Когда после развода они с сестрой остались с матерью, он даже не может вспомнить ни одного мало-мальски запоминающегося потрясения. А если они приезжали к отцу, который женился чуть ли не на следующий день после развода, всё было тоже вполне пристойно. Не просто терпимо, а мило и славно, даже до приторности. Он подозревал, что мать с отцом и здесь соревнуются друг с другом, кто окажется родителем года на этот раз.

Он взял в руки телефон, чтобы позвонить сестре. Напрасно он её обидел. Вот уж кому доставлять неприятности ему хотелось бы меньше всего. Рука безвольно повисла. Что за чёрт,– думал он… Ну неужели сестра не понимает к чему весь этот китайский цирк. Опять какие-нибудь дурацкие, нереальные планы, которые умница Динка называет прожектами. Что-нибудь неосуществимо грандиозное, многозатратное и настолько же абсурдное.

И самое главное, что они вынесли из своего детства: их родителям нельзя находиться рядом друг с другом. И боже их упаси вступать в какое-либо взаимодействие! Ни под каким видом и никогда! А может, они знают об отъезде и хотят собраться семьёй? Нет, нет… Будь это так, Дина ему обязательно бы сказала.

Он вздрогнул, когда вдруг в его руке завибрировал телефон и секундой позже раздался звонок… Он не смог сдержать улыбки: Динка, сестрёнка… Вот что значит родная кровь… У них и направленность мысли, и чувственная сфера, и побудительная сила мотива взаимосвязаны и идентичны.

… В маленьком, второсортном ресторанчике, который по всем параметрам как бы ни старался, никак не мог перешагнуть планку провинциального кафе, играла бравурная музычка и сильно пахло жареной рыбой. Они сидели за прямоугольным столиком напротив друг друга: папа, мама и их двадцатисемилетние сын и дочь. Все молчали и натужно улыбались друг другу.

Лично он терпеть не мог этих театральных пауз. Он покосился на Дину. Она тянула коктейль через соломинку и сосредоточенно изучала геометрический рисунок на скатерти. Он почувствовал, что начал заводиться.

Денис наперечёт знал все эти штучки. Сейчас родители будут сидеть тужиться, загадочно улыбаться и перемигиваться друг с другом, как парочка влюблённых девятиклассников из коррекционного класса, а потом, стоит заговорить одному, второй тут же начнёт перебивать, спорить и доказывать что-то своё, а там и до скандала рукой подать… А ведь им обоим, он быстро прикинул в уме, уже скоро по пятьдесят… И как их самих не тошнит от всего этого? Он показательно и протяжно вздохнул, давая понять, что пора бы и приступить к сути. Отец откашлялся, сделал большой глоток вина из бокала и заговорил, без конца поглядывая на мать: