Галдин кивнул и сказал:

– Ты, разумеется, так и сделал.

– Не угадал. Поехал я к Сухобокову в воскресенье, он тогда как раз прикатил на выходные один, без компании. Так меня дальше ворот не пустили. Гвоздев мне так и сказал: «Куда ты лезешь, лейтенант? Хочешь, не начав служить, закончить карьеру? Так мой босс тебе это быстро организует». А на следующий день звонок из райотдела и мат-перемат начальника. Дескать, что ты творишь на участке? Или не понял того, что тебе было сказано? В общем, получил я по самое не могу, огреб первый свой выговор.

– Ясно. Погоны да оклад, который в районе больше нигде не получишь, конечно, важнее того, что один мужик стал инвалидом, другого убили, а женщина находится в сексуальном рабстве. Своя рубаха, как говорится, к телу ближе. Вот только как ты, вроде нормальный мужик, со всем этим жить будешь? Или, как Гвоздев, пойдешь в услужение к Сухобокову? Тот тебя примет и доплачивать будет.

Участковый резко встал и заявил:

– Ты, старлей, говори, да не заговаривайся. В услужение я ни к кому идти не собираюсь, как и бросать это дело. Только пока нет у меня возможности начать расследование. Да и официального повода. Я же просил Дуневича написать заявление…

– Он уже писал Гвоздеву.

– А надо мне.

– И что ты с ним сделаешь? Отвезешь начальнику, так? А он свернет его в трубочку и тебе в задницу засунет.

– Не борзей и слова подбирай. Я нашел бы, что сделать с заявлением. В полиции, даже областной, далеко не все продажные, много и порядочных офицеров. Новый начальник УВД из Москвы прибыл. К нему поехал бы. Но не поверил мне Дуневич.

– А ты поверил бы?

– Черт его знает, если честно.

– Вот именно. Но хорошо хоть то, что ты хочешь добиться справедливости. Я вот тоже этого желаю и добьюсь. Но мне нужны союзники. Ты среди них?

– Среди них. Что собираешься делать?

– Есть мыслишки, но четкого плана нет.

– Уговори Дуневича написать заявление.

– А смысл? Нет, Миша, официально снять проблему не получится. Не потому, что законы у нас плохие. Тебе просто не дадут ими воспользоваться. Допустим, будет заява, ты попадешь к новому начальнику УВД, тот выслушает тебя. Дальше что?

– Даст соответствующее указание начальнику районного отдела.

– Правильно. А тот повязан с Сухобоковым. Не пройдет и недели, как тебе организуют подставу и выкинут из органов. Тот же начальник управления и вышибет, когда ему подсунут компромат на тебя. А подставить участкового проще простого.

Борисов взглянул на Галдина и спросил:

– Как?

– Не догоняешь? Ну, скажем, будешь сидеть ты в опорном пункте и ждать вызова по связи от начальника райотдела, о чем тебя предупредят заранее. А тут девица в разорванном платье, в синяках, в крови. Дескать, меня изнасиловали. Ты начинаешь ее успокаивать, пытаешься помочь. А в пункт вваливаются подчиненные начальника райотдела. Ты докладываешь, что девушка изнасилованная прибежала. Она же бросается на тебя, рвет китель, рубашку, обдирает лицо и кричит, мол, сволочь, ты же меня и изнасиловал. Мне продолжать?

Борисов отвел глаза в сторону и сказал:

– Не надо.

– Может такое быть?

– Может.

– Еще с десяток вариантов я тебе могу прямо сейчас расписать. Сажать, конечно, тебя не станут, думаю, и до суда дело доводить тоже, чтобы не развалилось оно там. Предложат мирно решить вопрос. Потребует девица бабок, ты заплатишь, она заберет свою заяву. Но из органов тебя уволят, это и к бабке не ходи. А потом еще и Сухобоков на тебе отыграется. Очень не любит этот крендель, когда кто-то дорожку ему пытается перейти. Да что там дорожку, просто косо посмотреть. Он же здесь хозяин! Так что, Миша, по закону у нас с тобой не получится.