– Тут рядом неплохое кафе, я угощаю.

Пузырь лопается. Поднимаю глаза. Она берёт меня за щёку – как пупса. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Я ощущаю холод от её пальцев. Чувствую запах её духов.

– Нет.

Каблуки разворачиваются. Надин уходит.

В этом «нет» собрано всё самое ужасное, пакостное, что может напридумывать себе мужчина.

Кто я для неё? Бармен на зарплате? Паренёк, который после двадцати семи лет не смог найти нормальную работу и околачивается здесь, в этом полумраке, разливая один напиток за другим?

Кто я для неё? Пустое место. Мальчик «налей–рассчитай».

Камера удаляется… оставив меня в центре танцпола.

В клубе было тихо – разве что швабра уборщицы возюкалась туда-сюда. Но в голове у меня играла грустная музыка. Кавер на песню Эминема и Дайдо. Да, точно вам говорю. У меня неплохой музыкальный вкус.

– Вот тогда-то ты и сказал, цитирую: «Провались всё пропадом».

Я снова сидел в трясущемся автобусе и с отвисшей челюстью не понимал, как это ему удалось выкинуть такой трюк?

– Ловкость рук и никакой магии, – опередил меня водитель.

Я задумчиво качнул головой и резко сдёрнул с себя куртку. Мои импульсивные движения не поддавались объяснению – я действовал точно истеричка.

Пальцы, как китайские палочки, проскакивали между пуговиц. Долбанная клетчатая рубашка. Стянув и её, я, сидя с голым торсом, стал осматривать руки… вены… плечи… Посмотрел на пузо… достал пупочный комочек.

– Куда… – не отрываясь от осмотра тела, я продолжил: – вы меня накачали? Кольнули, пока я спал?.. Или дело в парах, пущенных через вентиляцию? Новый вид колёс? Порошок? Капли для глаз? Яд лягушки? Да… Я УГАДАЛ!?

Водила разразился смехом.

– Может, хватит?

Ржёт.

– Да хорош.

Ржёт.

– Ну серьёзно, достал.

Водила принялся вытирать слёзы… Его «аха-ха» сошло на редкие «хо… хо… хо…» – как у китайской игрушки, у которой сели батарейки.

– Оденься, будь добор. Дал пузу подышать – достаточно.

Я, не отрываясь от затылка водителя, наощупь положил пятерню на соседнее кресло. Рубашки не было… Повернув голову, я увидел, что рубашка вместе с курткой свалилась вниз.

Ну отлично… Нагнувшись, незаметно понюхал подмышки. Пахнет всё как раньше… Я знаю (читал в смысле), что от наркоты обильно потеешь, но сейчас всё чисто.

Я почесал затылок, ещё раз взглянул на вены и принялся залазить правой рукой в рукав.

– Убедился, что сам хотел провалиться в тартарары?

Закончив со вторым рукавом, я принялся за пуговицы.

– Ну, раз… может, сказанул. Это же фигура речи такая…

– Раз? Ха! А что ты скажешь на это? – водитель щёлкнул пальцами, и прямо перед моими глазами появились восемь экранов. Четыре вверху и четыре внизу, как в дополненной реальности.

Челюсть поползла вниз. Я стек по сидушке.

– Твою мать…

На экранах были кадры со мной. Как если бы кто-то снимал это на скрытую камеру.

– Давай начнём с этого.

Левый верхний экран ожил, и из динамиков автобуса послышался плеск воды.

Я разглядывал себя, сидящего на толчке. Штаны спущены, напротив меня – раковина с открытым краном.

– Не можешь ходить по-большому без звукового сопровождения?

Мне было не до шуточек. Я внимательно изучал белый кафель на стенах, свою скрюченную позу – точно торшер в гостиной. Я, наклонившись вперёд, навис над телефоном.

– Провалиться мне проподом, – заключил я, тужась и выдав «шпуньк». Затем обернулся и нажал на смыв.

– Бьюсь об заклад, у тебя был повод это сказать, – подбодрил меня Водитель и переключился на второй экран.

Я сижу в баре. Подпираю рукой подбородок. Икаю… разглядываю принесённый счёт и от выпитого виски прихожу к выводу, что счёт мой оброс лишним нулём справа. Чернила на кассовом чеке съехали, что ли?