– Та-ак, – протянул связист.

– Ты не удивляйся, откуда я все знаю. Год болтался в ваших местах. Даже твой Мариендорф знаю. И Гюнтера знаю. И то, что сына он все-таки пристроил в «Адлерверке». Значит, на фронт он не попадет. И то, что…

– Это еще не известно… – перебил австриец.

– Тебе не известно. А нам известно. Гюнтер не ты. Он, как теперь говорят, не каждое яичко метит.

– То так, – кивнул Курт. Эта подробность словно примирила его с допрашивающим, утвердила правильность его слов.

Сутоцкий смотрел на Матюхина, как на колдуна. Он и не предполагал, что во время войны каждое крестьянское хозяйство обязано было с чисто немецкой аккуратностью своевременно сдать на заготовительный пункт каждое снесенное курицей яйцо, предварительно проставив на нем дату и порядковый номер. Никто не имел права даже яйцо продать по собственной инициативе. Но тот, кто пользовался властью, метил не каждое яйцо, спекулировал и наживался.

Андрей Матюхин никогда не бывал в Австрии, но считал, раз так заведено в Восточной Пруссии и Шлезвиге, через которые он проходил, бежав из плена, то в Австрии, второсортной провинции великой Германии, порядки должны быть еще строже.

– Ну вот… Поэтому я открываю карты: мы разведчики. Нам нужно знать, что делается в ваших тылах. Времени у нас немного. Мы тебя на обратном пути прихватили. Так вот… Расскажешь все по-честному – отпустим. Нет – сам понимаешь… Уйдешь и обманешь, выдашь – наши люди найдут способ сообщить СД о нашей встрече. И тогда твоя семья… Сам понимаешь…

Штильмайер постепенно приходил в себя. В его голове улеглось еще не все, но главное он понял: есть надежда выжить. А раз так, надо сначала выжить, а потом на свободе подумать, как поступить. И он покорно, излишне покорно покивал:

– Та-ак… Что… что вас интересует?

– Все. Начнем с самого простого. Прибывшие танкисты – эсэсовцы?

– Эсэсовцы.

– Откуда? Наименование или номер части?

– Не знаю. Но, видно, с юга – загорелые и веселые.

– Ну а те, что стали дальше, тоже эсэсовцы?

– Не знаю… Знаю, что из Франции пришли мотострелки – наши шоферы выменивали у них сало на коньяк. Штаб у них в Радове, а части в лесах вокруг. Я тянул связь…

– Правильно… эсэсовцы левее.

– Наоборот.

– Ну да… Это если смотреть из тыла. Если же отсюда, то эсэсовцы правее и впереди Радова, а мотострелки в центре.

– Так.

– А танкисты левее и чуть сзади. Колонные пути пробивали?

– Не знаю…

– А знаешь, что было сегодня ночью?

– Говорили, что опять попалась русская разведка. Я спал…

– К сожалению, попалась… Впрочем, так дуракам и нужно: нельзя трижды лазить в одно и то же место. – Курт недоверчиво посмотрел на Андрея. Матюхин усмехнулся: – Неужели ты настолько глуп, чтобы не понять: у нас, как и у вас, разведкой занимаются не только войска… – Андрей презрительно покривился: – Эти, ночные, из войсковой разведки. Как их засекают, не слышал?

– Нет… Там, за дубравой, часто проезжают легковые машины…

– К болоту?

– Да. Наши сейчас собирают имущество, будут передвигаться правее…

– Как правее? Если смотреть отсюда?

– Да. К югу. Батальон с болота снимают. Наверное, туда выйдут мотострелки. Они там все время шныряют. Ребята говорили, что эсэсовцы тоже околачиваются там.

Матюхин на мгновение задумался, нарушив непринужденный тон и темп допроса. Потом совладал с собой, но отметил озабоченно:

– Ты прав… Удар они нанесут именно через заболоченную пойму – она подсохла. Все сходится. Неясно одно… У нас есть сведения, что кроме эсэсовцев и мотострелков сюда подошли еще какие-то не то танкисты, не то самоходчики – сведения поступили от партизан, а они не рассмотрели. Мы же их не нашли… Ты ничего не знаешь?