— Однако теперь я вижу, что ты оправился настолько, что вновь полез играть с чужими жизнями. Но я тебе не позволю. Реши здесь и сейчас, что тебе важнее. Твои амбиции или семья…

Наталья поднялась и, не дожидаясь разрешения, вышла из комнаты.

Упертая.

И не такая уж старая… сорок пять, конечно, не двадцать пять, но в нынешнем-то мире, да при нынешней медицине, могла бы родить одного-двух внучат.

— Господин, — тихий голос вывел из размышлений. Вот ведь, снова Игнатка подобрался. А главное, ступает, ирод этакий, бесшумно, хоть и знает, до чего Бестужев не любит этого. В ком бы другом и засомневался, может, подумал бы недоброе, но Игнатка верный, что пес.

В волчьей шкуре.

— Что там?

— Беломир явился. Желает побеседовать.

Явился…

Оно-то, конечно, хорошо, ибо побеседовать стоило бы… вот одарили боги детьми, будто в наказание. И силы дали, и дара, и ума… а еще упрямства да своеволия.

Бестужев поднялся.

— Где?

— В кабинет отвел.

— Наталья?

— К себе отправилась. И сердита весьма. С дочерьми беседует…

Учит, стало быть, деда не слушать. А ведь дед не желает дурного… университет этот… вот что там хорошего? Одно непотребство да обычаев попрание. И разврат. Не может не быть разврата, когда девки с парнями вместе учатся. А где разврат, там и до любови недалеко, наверняка с неподходящею особой.

И главное, ежели подумать, то на кой им эта учеба-то?

Неужто и вправду пойдут в присутствие? Работать станут…

Бестужев представил себе внучку где-нибудь на Северах, ладящую контуры плотины, и фыркнул. Дурь это все. И молодость. Все одно потом выйдет замуж, нарожает детишек и забудет про эту свою магию с карьерой вкупе. Так отчего бы сразу? И чтобы рожать от подходящего человека, который и содержать семью сможет, и о детях позаботится… нет, что бы там Наташка ни говорила, но свою кровь Ярополк не бросит.

Сын смотрел мрачно.

Сел.

Вытянул ноги… и мог бы привести себя в порядок. Волосы светлые дыбом торчат. Взгляд… нехороший, будто бы он, Ярополк, виноват в чем.

— Доброго дня, сынок, — произнес Бестужев ласково. Но Мир лишь головой мотнул, челюсть его выдвинулась, а на шее вздулась жилка.

Вспыльчивый.

Непоседливый.

Уж сколько ни пытался Ярополк обуздать натуру младшенького, а ничего-то не вышло. Надо было его в училище отправить, которое военное. Там бы, небось, сделали человека. Но следовало признать, что хорошая сия идея несколько запоздала.

— И чем обязан радости встречи? — Ярополк решил не обращать внимание на детские капризы. Он обошел стол, нежно погладил глобус, вырезанный из глыбы малахита, да украшенный мамонтовой костью.

Жена дарила.

С приговоркой, что вот он, мир, который Бестужев, с его ко власти любовью, всенепременно завоюет. Ошиблась. Мир ему без надобности, да и власть… Ярополк не любит её, но лишь понимает, что лишь тот, кто у власти, способен распоряжаться собственной жизнью.

И не собственной.

— Я звонил, — голос у Беломира был сиплым.

Пьет?

Нет, пить он не пил… маг ведь, и печать ставили полновесную, ибо нет ничего поганей пьяного мага. Но верные люди сказывали, что у себя заперся, на люди и не показывается. Сидит. То ли о любовнике своем, еще та погань, горюет, то ли в целом о жизни.

— Извини, верно, дома не было…

— И не доложили?

Доложили, конечно, уж в доме-то своем Бестужев порядки наладил.

— Запамятовал, — развел руками Ярополк. — Уж прости… дела государственные… в Думе новый проект готовят, а Его императорское Величество подумывает, как бы с британцами отношения наладить. В последнее время совсем уж тяжко стало… Америка, опять же… не разумеют они с их демократией наших устоев. Повадились нападать, обвинять в нарушении прав человека.