— И все-таки? Кузнец? Почему? А как же спорт высших достижений? — у меня в голове не укладывается, как резко Егор поменял свой вектор жизни.

— Ну вот так… — неопределенно отвечает Королев. — А кузнецом я из-за деда стал. Он меня всему и научил.

— Так ты тогда к нему уехал? — догадываюсь я.

— Да. Ну а ты? — он ждет, что я расскажу о себе.

— А я у брата работаю… У них с женой база отдыха. Я на рецепции. Принимаю гостей, регистрирую и все такое.

— Универ? — он с интересом заламывает бровь.

— Да. Наш. Сервис и туризм. Закончила в прошлом году, — киваю и рапортую между глотками.

— Молодец, — без всякой иронии хвалит Егор. — Слушай, а Ушакова мне тоже сегодня что-то такое говорила про свою работу. Вы коллеги, что ли?

— Типа того. Маша у нас горничная.

— Горничная? — хмурится Королев.

— Да. А что?

— Нет… Наверное, я что-то не так понял.

— Ты надолго в наши края?

— Нет. В понедельник утром у меня автобус до Челябы, там – на поезд.

— Ясно… — я провожу по губам языком, и серые глаза напротив вспыхивают.

Ох, уж эта мужская реакция на мой пирсинг.

Замечаю, как Егор поигрывая желваками, любуюсь мощной шеей и плечами, сильными руками.

Хочется прикоснуться к нему.

Согнув в локте руку, я играю с волосами. Ресницы порхают вверх-вниз. Жалею, что не воспользовалась тушью и консилером.

Хочется быть красивой. Сейчас. Для него.

Егор проводит пальцем под своей нижней губой.

И-и-и… Теперь я ни на что другое больше не могу смотреть.

Пялюсь на слегка приоткрытые губы, ненадолго возвращаюсь к глазам и снова смотрю на рот Егора. Кожу моих губ покалывает. Тактильная память воспроизводит на ней прикосновение, легкое давление, нежность, влагу.

Потираю губы друг о друга. Во рту скапливается слюна. Горло мучительно сжимается.

Шесть лет.

Что он делал все это время?

Очевидно, встречался с девушками, трахался, получал удовольствие от жизни и полноценного секса.

Что делала я?

Дурачила парней, мастурбировала, пыталась делать вид, что живу полноценной жизнью.

Я ни с кем не целовалась шесть лет.

Не сводя глаз с мужчины – сильного и желанного, все больше вязну в чувстве собственной ущербности.

Сейчас… Сделай это… Как ты умеешь… И он уйдет.

— Так ну что… — поднимаюсь из-за стола, забирая свою чашку. — Идем… в спальню? Или, может, тебе нужно сначала принять душ?

— Зачем?

Сдержанно улыбаюсь.

Кучу денег бы отдала за возможность второй раз увидеть, что стало с лицом Егора после моих слов.

— Ну время, как бы, позднее, — захватив по пути его чашку, направляюсь к мойке. — Если будем трахаться, давай закончим эту светскую беседу. Я планировала лечь спать до рассвета.

Боковым зрением вижу, как Егор разворачивается на стуле, провожая меня глазами.

— Ты… серьезно сейчас?

Я включаю воду, стоя к нему спиной.

— Я серьезно. У меня завтра выходной, и я не собираюсь провести его в постели.

— То есть мы вот так… будем трахаться?

Между ног все сжимается, когда он говорит “трахаться”.

— А что такого? Я тебя не возбуждаю? — быстро оглядываюсь, вымывая пальцами стенки чашки.

— Нет… Дело не в этом… Просто… — Егор замолкает.

Ему явно не по себе.

А вот я, как раз, в своей тарелке.

— Что просто, Егор? Ты сорвался среди ночи, приехал сюда, чтобы… что? Посмотреть на меня? Спросить, кем я работаю? Выпить кофе? Ну бред же.

— А… то есть ты спишь со всеми, кого поишь у себя кофе?

— Хочешь обсудить мои нравственные принципы?

Усмехнувшись, я подставляю блюдце под струю воды.

— Расстегни рубашку…

— Что? — снова стремительно оглядываюсь, думая, что мне послышалось.

— Пуговицы… — Егор дергает головой, скользя взглядом по моей фигуре. — Давай расстегивай… — медленно добавляет он.