– Нет, – покрутила головой Арина. – Никого не хочу. Договоритесь в госпитале, чтоб меня пустили.

– Ладно, иди, – махнула на нее рукой Муля. И вдогонку посоветовала: – Хоть разузнай, кто он и с чем его едят. Про отца с матерью спроси. А то вляпаешься, как корова в собственную лепеху.

Арина вышла из главного корпуса интерната и тут же увидела во дворе Костю Галушкина. Он стоял возле подержанных «Жигулей» с видом победителя. При появлении Фадеевой захлопнул дверцу, направился к ней.

– Фадей!

Арина остановилась.

– Ты чё?.. Серьезно, что ли, обиделась? – спросил Костя, крутя в пальцах ключи от машины. – Ну ладно, извини. Чего меж пацанами не бывает?

– У тебя все?

– А чё еще? Ну, хочешь, я с этим козырьком перетрусь, разъясню про свое отношение к тебе.

– Уже разъяснил.

– Не, ну правда. – Галушкин остановил Арину. – Разве меж нами ничего не было?

– Не помню.

– А я помню. Давай, Фадей, не будем быковать. Я вон тачку себе купил… в должок, правда. Но все одно моя. Хочешь, подкину?

– Подкинь кого-нибудь другого. Такие найдутся.

– Слышь… Ну, чё ты?

– Отвали, Галушкин. В упор тебя не вижу, и не подходи больше. Салют!

Арина обошла его, двинулась к воротам. Костя шагнул было следом, но остановился, со зла и обиды крутанулся на месте, вернулся к «Жигулям» и врубил на полную мощь модную песенку:

Вне зоны доступа, Мы стали толстыми, Все рожи постные, Но мы упорствуем!..

…Как это бывает в районных больницах, главный врач, идущий впереди Арины, оказался махоньким, сухеньким, больше похожим на учетчика, чем на кудесника доктора. Единственное, что вызывало уважение, белый накрахмаленный халат, из-под которого выглядывали майорские погоны. Идущие навстречу посетители и врачи почтительно кланялись главврачу.

Сережа в палате был не один. Возле койки сидел майор – жилистый и какой-то нервный, готовый сопротивляться всему и всем.

Доктор, войдя в палату, довольно уверенно спросил:

– Долго еще?

– А что, пора? – вскинул майор острый взгляд.

– Да уж пора бы. Час беседуете.

– Хорошо. Понял. – Майор встал, взглянул на Фадееву, неожиданно спросил: – А она надолго?

Доктор не успел ответить. Вместо него ответил Гамов, перебинтованный от головы до ног. Он вдруг слабо улыбнулся и совсем вроде некстати ответил:

– На всю жизнь.

– Смешно, – кивнул майор. Он снова посмотрел на вошедшую и строго предупредил: – Вы, девушка, не грузите его особенными нежностями. Он солдат. То есть офицер. – Майор надел фуражку, которую до этого мял в руке, козырнул больному, пожал руку врачу и покинул палату.

– Пятнадцать минут, – предупредил доктор и тоже вышел за дверь. – Медсестра напомнит.

Арина, стройная и строгая, подошла к койке, аккуратно присела на краешек, притронулась к перебинтованной руке Сергея.

– Не пускали к тебе.

Он взял ее ладонь, поднес к пересохшим, потрескавшимся губам, поцеловал.

– А я ждал.

– Знаю. Потому и пришла.

– Я, знаешь, о чем думал, пока лежал в палате? – Гамов улыбнулся. – Имя у тебя красивое. Арина… Аришка, Ариша… Кто тебе дал такое?

– Вроде нянечка. Из учительниц была. В честь няни Пушкина.

– А фамилия – Фадеева. Твоя настоящая?

– Тоже придуманная. От писателя… – слегка пожала плечами Арина и через паузу чуть печально добавила: – У меня нет ничего настоящего.

– Как это? – удивился курсант.

– Все придуманное.

– Но сама-то настоящая?

– Не знаю. Иногда сама себя не понимаю. Будто я – это вовсе не я. И страшно даже становится. Одиноко.

– Но теперь уже не одиноко? Теперь мы вдвоем?!

– Потому что я тебя нашла.

– Молодец, Фадеева! Я бы не решился подойти первым.

– Что ж ты такой нерешительный, Гамов? – засмеялась низким грудным голосом Арина.