– Я бы и чебуреком с котятами на первом попавшемся вокзале обошлась, – буркнула, опять почувствовав, что даже в таких мелочах, как пристрастия в еде, мы очень уж разные. Я эти суши понтовые и не пробовала ни разу.
– Хм-м-м… чебурек – это такая зажаренная хрень из теста, что продают во всяких рыгаловках, от которых воняет за километр гребаным пищевым отравлением? – уточнил у меня Каверин, и его желудок взвыл особенно громко. Мой его поддержал, и я сглотнула слюну.
– Ага. А еще он жи-и-ирный, и из него сок такой течет прям по пальцам, – вздохнула я мечтательно.
– Не пробовал, но уже хочу п*здец как, – фыркнул Антон и кивнул в сторону реки. – А пока пошли еще водички похлебаем и дальше пойдем.
Мне очень-очень хотелось хоть самую малость отдохнуть после нашего водопоя, но безжалостный тиран, он же мажор, едва ли не пинками принудил меня топать дальше. И каким-то чудом мне это удавалось делать еще несколько часов. Лес изменился и стал не таким густым, и нам начали попадаться поляны со множеством всяких разных цветов. Не будь я уже практически на автопилоте, то, наверное, полюбовалась бы. Сейчас же мне было глубоко плевать на красоту, я смотрела исключительно себе под ноги, приказывая им переставляться. Потому и заметила маленькие красненькие ягодки, что подмигнули мне с носка моего ботинка при очередном шаге.
– Земляника! – рухнула на колени, как стояла, потянувшись к лакомству.
– Чего? – спросил Антон, тоже останавливаясь.
– Земляника, мажор! – ткнула я ему в кустики среди травы, которых тут была тьма. – Пасись давай!
– Надо же… – он опустился рядом и закинул пару ягод в рот. – Вот она как, оказывается, растет.
– Угу, я тоже раньше ее только в банках видала в варенье. И то не часто. – Соседку одну мою в детдоме бабуля навещала по выходным, которой по старости внучку наше гуманное государство не отдавало, вот она и носила домашние вкусняхи такие.
– Во, видишь, сколько уже у нас общего, – усмехнулся Каверин. – Ягоды – это круто, но нам надо идти, Лись.
– Ты злобный изверг, – проворчала, однако прекрасно осознавая, что он прав. закинулась еще десятком кисло-сладких и офигенски пахнущих ягод и встала. – Пошли.
Поляны стали еще больше, солнце пригревало все кайфовей, так и искушая повалиться в траву и вырубиться.
– Пчелы, – буркнул тянущий меня за руку вперед Каверин, отвлекая от этих мечтаний.
– М?
– Пчел много стало.
– И что это значит?
– Хрен знает, я не энтомолог. Но хотелось бы верить, что это признак, что люди где-то близко.
– А может, они дикие?
– Нам надо, чтобы были домашние.
– Угу, надо, – присмотревшись, я поняла, что пчел действительно летает вокруг прям до хрена и справа шел странный звук. – Гудит. Вон там.
– Ага, – подтвердил мажор и повернул туда.
Гудение становилось все громче, полосатых мух все больше. Парочка врезалась мне прямо в лоб, и я тихонько взвизгнула.
– Ты уверен, что нам туда надо? – спросила, мотая башкой.
– Ага, только чуть позже, – он кивнул вперед, где посреди большой поляны стояло нечто странное. – Как пчелы уснут, а то еще дадут нам жизни.
– Это что такое? – спросила, рассматривая здоровенную такую штуку на высоких колесах. Походу, это был длинный такой прицеп, на котором в три яруса стояли плотными рядами ульи. И возле него этих жужжалок летала тьма.
– Я так понимаю, пасека переездная.
– И мы пожрем меда, – мечтательно закатила я глаза.
– Может, и не только меда. Там же внутри жилой вагончик, вон дверь с торца. Отдохнем хоть немного и поспим. И если повезет совсем, то и хозяин этого добра подтянется и вывезет нас из этих куширей куда. Садись пока, – он указал на елку с густыми раскидистыми нижними ветками. – Подождем.