– Вот так, вот так, вот так… так я буду трахать тебя –- давил хрип из себя, – смотри… смотри... так, Лисица… та-а-а-а- ак!

Меня прорвало, согнуло. Уткнулся в ее макушку, сотрясаясь и хрипя. Прошивало от пробитой насквозь черепушки и до промежности, дергая снова и снова затухающими медленно разрядами. Вот это меня расхреначило. А это она мне просто ручкой передернула. Что же будет, когда реально вставлю? Меня хоть инсультом не разъ*башит? А главное, с чего так-то?

11. Глава 10.

– Бля, уделал обоих, – сипло пробормотал Антон, разжимая свои пальцы, и позволяя разжать их и мне.

Горячая скользкая сперма залила наши руки, и даже кое-что попало на футболки обоих. Охренеть, вот это он стрелок с фонтанирующим эффектом… Я, конечно, раньше ничего такого не видала, сравнивать не с чем, но мне кажется, было мощно. Всегда так, или мой мажор уникум какой?

Так и стояла, пялясь на свою мокрую руку, пока Каверин нашарил на полках нечто вроде ветоши и обтер меня, потом себя и только после этого убрал в штаны не до конца опавший член, на который, как сами собой, все косили мои глаза бесстыжие, и застегнулся. И это… не великоват ли орган? В смысле… если он должен по законам природы и жанра помещаться запросто в женщине, то не многовато ли будет? Или в том и прикол? Поэтому маманя мне и говорила, что в сексе приятности не много, скорее уж наоборот. Мне ведь сейчас было не просто приятно… Это вообще слов не подобрать, и вовсе язык проглотить можно было. Но это же был не секс, и в этом все и дело? Когда до настоящего дойдет расклад совсем другой будет? И минуточку… Как, бля, до этого-то дошло?! В какой момент я бдительность потеряла? Почему меня не подорвало от бешенства, как только он руками везде мне полез?

“Сначала он тебя через трусишки трогал, поняла, Лидка?”– зазвучал в голове материнский голос.

“Мам, я не…”

“Заткнись и слушай! И только попробуй напортачить! Так и говори: трогал через трусы, гладил между ног, велел молчать, или маме будет плохо. Ты молчала и терпела. Потом стал пальцы внутрь совать и заставлял его трогать. Говори, что ты плакала и просила не делать, а он угрожал, что меня убьет. Описывай все конкретно и четко. В деталях, но чтобы со страхом. Мол, противно было, мокрая горячая палка какая-то на ощупь, а потом по руке текла гадость”.

Меня мигом затошнило, желудок кувыркнулся, точно как тогда, когда она описывала, пиво наружу попросилось. Это что ж… я сейчас именно то, что мать описывала, и делала? То, что она меня заставляла ментам рассказывать, превозмогая страх и отвращение к себе и тому, что мы творили?

Почему тогда, пока это все происходило, у меня и тени воспоминания и омерзения того прежнего не мелькнуло, а только сейчас накрыло?

– Эй, Лиска, ты в порядке? – обнял меня сзади Антон и прижался губами к и так уже порядком истерзанному его ртом месту на шее. – Ноги держат нормально? Это было охеренно, мелкая. Серьезно. Еще только игрушки детские, а кайфанул я…

– Да, нормально было, – пробурчала я, высвобождаясь из его захвата. – Руки только помыть неплохо бы. Мало ли кто тут до нас прятался и той же ветошью вытирался.

Мало ли кого лично ты сюда таскал с той же целью, если ориентируешься, как у себя дома. Мне, конечно, пофиг, но на фоне общей подошедшей к горлу мерзости это понимание все только усугубляет.

– Эй, ты чего? – ухватил он меня за талию снова. Вот прямо приспичило ему с локтя засветить сразу. – Обиделась, что не остановился? Но все ведь хорошо, Лиска. Я же знал, что делал.

Знал. Ты-то знал, понятно. Вот только как теперь мне с этим новым знанием, что мне гадость эта непотребная понравилась так, что не соображала и пальцы на ногах заворачивались и до сих пор внутри как горячее масло перетекает, жить?