Обведя взглядом не заполненный и на четверть зал, я еще раз хмыкнул и начал лаконично излагать свои пожелания:

– Купальню. Леди. Мне. Две хорошие комнаты по соседству. И мечите на стол поесть. Пока – что приготовлено, а там определимся. – Придержав собравшегося было метнуться исполнять мой заказ паренька, спросил: – Да, кстати, в вашем городке есть приличный портной?

– Разумеется, сэр, – кивнул парень.

– А хороший скорняк? – продолжил я расспросы.

– Тоже есть, – уверенно ответили мне.

– Тогда отправь кого-нибудь за ними, – практически не задумываясь, велел я.

Ну а что? Не самим же нам, уставшим таким, бегать по швейным и скорняжным лавкам в поисках нужных мастеров. Да и пора мне уже привыкать к своему благородному статусу и соответствующим ему привилегиям, пора…

Разобравшись с самым насущным, так сказать, я помог Энжель усесться за одним из свободных столов. У окна. Повесив дорожную суму на спинку стула, сам за ним же расположился, устроившись прямо напротив девушки. Чтобы удобней было общаться за трапезой. Поговорить-то нам нужно о многом.

Правда, разговор поначалу не клеился – ну никак мне не приходило в голову, с чего, собственно, начать… А Энжель – Энжель, аккуратно сложив ручки на расстеленной на коленях салфетке, не спешила сама затевать расспросы. И вообще, судя по голодному блеску ее глаз, неотрывно следящих за серебряным блюдом с обложенной зеленью жареной птицей, которое девушка-прислуга вынесла из кухни, и тому искреннему разочарованию, что отчетливо проступило на лице Энжель, когда выяснилось, что это яство направляется не к нам, а к дальнему столу, занятому небольшой компанией, ей больше хотелось есть, чем говорить.

– На каторге было совсем плохо с едой, да? – тихонько обратился я к спутнице, с жалостью глядя на то, как она сглотнула в момент, когда большое блюдо с запеченным целиком гусем опустилось на чужой стол.

– Да нет, в целом кормят там достаточно сытно, – быстренько отводя взгляд от такого притягательного жаркого, ответила явственно смутившаяся девушка. Немножко вымученно улыбнувшись, уточнила, видя нарисовавшееся на моем лице непонимание того, отчего же тогда она так голодна: – Просто для этого нужно достаточно хорошо работать.

– Что значит «достаточно хорошо работать»? – сдвинув брови, недоуменно переспросил я.

– Ну, к примеру, тот, кто не исполняет дневной урок, остается без ужина, – пояснила потупившаяся Энж.

– И ты часто без него оставалась? – сочувственно молвил я, догадываясь, что так оно и было.

– Часто, – подтвердила девушка, устремив взгляд на свои руки, теребящие салфетку. – Просто я совсем непривычна к такой работе, – тихо-тихо произнесла она, вроде как оправдываясь передо мной.

«Ну это и неудивительно, – подумал я. – Откуда взяться умению выделывать кожу и красить ткань у юной леди?» Поборов возникший в горле спазм, я с искренним участием спросил:

– Что, совсем тяжело тебе приходилось?

Энж, не поднимая глаз, кивнула. А потом, помолчав, поделилась:

– Самое жуткое – это когда на дубильные чаны ставят. Устаешь вроде и не сильно, а алхимическим реагентом так надышишься, напитаешься, что потом целую ночь уснуть не можешь, потому что все кости ломит, как от стылой лихоманки. – Поежившись, она прошептала: – Хорошо хоть на эти чаны чаще, чем раз в три дня, не ставят.

– Да уж, – только и смог сказать на это я.

Не сдержав охвативших меня чувств, протянул руку, ободряюще коснулся плеча Энж и ласково погладил ее. Получив в ответ благодарную улыбку и тихое:

– Спасибо.

– А что же выходные? Разве после особенно тяжелой работы каторжанкам не дают отдохнуть? – спросил я.