Я замерла, глядя на то, как от шара начали растекаться белые нити. Невесомо покачиваясь в воздухе, они потянулись к голове моего даркдара. Его напряженное лицо исказилось, будто у больного в горячке, дыхание участилось, он застонал, будто эти нити причиняли ему сильное страдание.

- Дэмир! – вскрикнула я, и шар мигом погас, будто не желал творить эти пакости при свидетелях.

Темный лорд открыл глаза, в которых таяло серебристое свечение, и недоуменно посмотрел на меня.

- Что ты здесь делаешь? – его голос прозвучал глухо и показался чужим.

- Блинчики… принесла, - пробормотала смущенно. – Я помешала тебе?

- Да!

Резкий ответ будто толкнул в грудь, как и сверкнувший гневом взор.

- Прости тогда, - развернулась и пошла прочь, чувствуя, как сердце щемит от обиды.

- Стой! – прозвучало вслед.

Не просьба, скорее приказ – которому я отчего-то безропотно повиновалась, ощутив, что будто вросла ногами в каменный пол, как то дерево корнями.

- Ну, где блинчики? – спросил даркдар, подойдя ко мне.

Голос стал мягче, но глаза все также оставались чужими и тревожащими. Больше всего хотелось попросту дать стрекача из этой тьмы, оказаться подальше от жениха, но я взяла себя в руки и ответила, протянув ему тарелку:

- Вот, - помедлив, сочла честным предупредить, а то вдруг потом обвинят в попытке отравить жениха-Пентарха, - но они, возможно, не особо съедобны и…

- Я не привередлив, - перебил Дэмир и, взяв один конвертик, весьма опрометчиво откусил сразу половину.

Ну, сейчас и узнаем, способна ли моя стряпня отбить у жениха намерение взять меня в жены! Я с любопытством уставилась на него. Игра эмоций на лице подопытного была непередаваема. Ради этого стоило превращать кухню в место стихийного бедствия под названием «Леона взялась готовить, бегите, глупцы!».

За пару секунд Дэмир перебрал весь спектр доступных человеку ощущений: от удивления до смятения и сожаления, что не умеет растворяться в воздухе, очевидно. Наверное, в его голове промелькнуло немало заслуживающих внимания идей – упасть, прикинувшись мертвым, сымитировать инфаркт и много чего еще. Но он остался мужчиной и мужественно доел то, что на свое несчастье откусил.

- И как тебе? – заботливо поинтересовалась коварная я.

Даже любопытно, что врать будет. В такие моменты проявляются многие таланты, о которых сам человек даже не подозревал, ведь подключается инстинкт самосохранения. Надо солгать так ювелирно, чтобы не схлопотать по лбу сковородой, ведь девушка старалась для тебя, ваяла эту несъедобную пакость в поте лица. И с другой стороны, вранье не должно повлечь за собой доедание тех чудовищных деликатесов, что она притащила. Ибо похороны, конечно, тоже в какой-то мере праздник, но каждому хочется все-таки пожить подольше.

- Съедобно, - дипломатично обронил жених.

Нет, милый, так не пойдет! Слишком уж деликатно-обтекаемая характеристика!

- Тебе понравилось? – уточила я.

- Меня нельзя назвать любителем выпечки, - ответ вновь прошел по касательной.

Юлит, но по глазам вижу, придумывает способы, как не подпускать невесту больше к плите! Ладно, тогда в ход пойдут запрещенные приемы.

- Значит, было невкусно, - печально вздохнула я.

- Нормально было, - вбил последний гвоздь в крышку гроба моих блинчиков-конвертиков Дэмир. – Ел и похуже.

- Серьезно? – признаюсь, ему удалось меня удивить.

Дядя, когда я как-то его порадовала собственноручно сваренной манной кашкой, сказал, что «ни в жисть не едал большей гадости» и запретил ее отдавать даже дворовым псам, «ибо все ж животина живая, жалко бедную». Няня тоже сомневалась, прежде чем позволить мне отнести тарелку с кашей дядюшке. А потом, поразмыслив, махнула рукой и разрешила, сказав, что «в конце-то концов, в худшем случае окочурится выпивоха старый и все наследство тебе, моя курочка, оставит!»