Я без колебаний тянусь к сумочке и вытаскиваю оттуда деньги двумя купюрами. В подрагивающих пальцах протягиваю банкноты, но мне по рукам бьют с такой силой, что не будь я уверена в прочности своих костей, точно бы решила: мне сломали запястье.

— Засунь их…— он умолкает и смотрит на мои трясущиеся губы. — Хотя я тебе сейчас сам их засуну…

Меня толкнули к стенке и мой затылок с радостным «бадабумс» шлёпнулся об неё. Потные ледяные руки задрали юбку и коснулись ткани нижнего белья. Я забилась в истерике. Пыталась ударить насильника в пах. Вячеслав навалился сильнее, второй рукой пихнул дверь, и я в ужасе поняла, что если она захлопнется, я даже никого докричаться не смогу. Рвусь вперёд, цепляю край металлической пластинки, чтобы затормозить движение. Но мужик второй рукой зажал мне горло. В порыве схватки жемчужные бусы разлетелись градом по полу.

— Нет!— прошу. — Нет! Нет! Пожалуйста!

Последние слова на крике.

— Да не дёргайся, тебе понравится…— он проводит языком мне по шее.

— Помогите! Помогите!

Никто никогда не готов к изнасилованию. Чтобы нам не говорили по телевидению, не рассказывали в кружках самообороны, это всё не помогает, потому что в такие моменты ты просто не можешь пошевелиться. Тебя парализует страх, ожидание боли, омерзение. Ты не помнишь куда надо бить насильнику, чтобы он задохнулся. Чем нужно бить, впрочем, тоже. И кто романтизирует этот способ секса— больные люди. Ничего нет приятного, когда по твоим ногам скользят грубые пальцы, что стискивают кожу до пурпурных синяков. Тебе неприятно от влажных прикосновений, что вытаскивают из тебя нечто святое. И тело твоё… Оно не подводит. Оно стремится избежать этого. Оно слышит, чует и бьётся в истерике, а не в предоргазменном экстазе. Всё враньё.

Изнасилование— это изнасилование. Без прикрас.

Мужские пальцы пробираются под резинку трусов. Я визжу. Выворачиваюсь. Но Вячеслав не готов отпустить. Он наотмашь бьёт меня по правой щеке. Меня подкидывает и слева я влетаю скулой в косяк ванной. В голове звенит. Я теряю ориентиры и сползаю по стене, а мужчина наваливается сверху. Платье на вороте разодрано. Юбка задрана до уровня талии. Мужик пыхтит. Гремит пряжка ремня, шуршит молния брюк.

Я закрываю глаза.

Шорохи. Они разъедают слух.

Я не дышу. Стараюсь. Чувство рвоты подступает незамедлительно. Мне бы вырваться или голову повернуть, но мужик хлопает меня по щекам.

— Ты чего как неживая? Эй!

Мразь! Подлая, лживая мразь, что елозит по мне и ничего больше сделать не может, потому что у него не встаёт.

Я поворачиваю лицо и что было бешенства плюю в раскрасневшуюся рожу. Вячеслав опирается на одну руку и снова замахивается, но замирает, нелепо распахнув пасть.

— Слез с девчонки…