– Никто не мог пояснить, почему прикормленная тобой фуки так быстро переродилась в русалку, – не обращая внимания на мою кислую мину, продолжил вещать Секатор, явно паясничая в отместку за какой-то из моих прошлых косяков. – И совсем уж дико выглядит то, что она пробыла под водой меньше года. Все смотрители бьются в припадке, не понимая, как это вообще возможно.

– Мне очень жаль ваших смотрителей, но больше волнует, чем все это грозит лично мне. Почему она пришла именно в мой дом?

– Ну, тут как раз все просто и предсказуемо, – заявил гоблин таким тоном, будто успокаивает меня, но почему-то легче от этого не становилось. – Каждая высшая фея, выходя на сушу, выбирает себе защитника, или, как говорят мои поклоняющиеся феям сородичи, – проводника, который поможет ей преодолеть первый этап формирования личности. Кстати, сразу скажу, секс с феей тебе не светит. Этим делом они занимаются исключительно для налаживания контакта с другим разумным, чтобы впитать в себя его эмоции и малую толику жизненного опыта. У тебя с ней связь и без того крепкая, так что ей это просто неинтересно. Губу можешь закатать заранее, – опять блеснул знанием народного творчества гоблин.

Я автоматически хотел фыркнуть, что, мол, никто и не рассчитывал. Но, если честно, где-то на краю сознания мелькнуло сожаление. Я получил свой Дар именно благодаря такому контакту с феей, но он случился на пике эмоционального всплеска в предельно опасной ситуации, и обошлось без секса – фея всего лишь подарила мне поцелуй. От воспоминания о нем у меня аж мурашки по спине забегали, хотя момент сейчас был совершенно неуместный для подобных мыслей. А все потому, что интуиция буквально вопила о том, что за всей этой расчудесно-красочной вывеской скрываются очень мрачные перспективы, инстинктивно пугающие меня до огуречных пупырышков.

– Иван Иваныч, давайте перейдем от лирики к прозе жизни, – попросил я, почувствовав, что мой то ли куратор, то ли старший товарищ, всей этой бравадой пытается подготовить меня к не самой приятной новости.

– В последнее время ты действительно поумнел, и общаться с тобой стало тяжелее.

В ответ на это я лишь развел руками – мол, сам знаю, мне тоже с собой непросто.

– Ладно, для большего понимания начну со статистики, – наконец-то перешел к делу гоблин. – С момента открытия перехода в ваш мир в Женеве переродились двадцать три феи. Твоя – двадцать четвертая. И каждая выбрала себе защитника. Сейчас в живых осталось шесть фей и пять хуманов-защитников.

– Ежики-мазохисты! – выдохнул я и практически на автомате пошел в сторону барной стойки, потому что дико захотелось хлебнуть чего-нибудь покрепче.

Похоже, у Иваныча было такое же желание, так что пришлось доставать сразу два бокала. Влив в себя изрядную порцию коньяка, я понял, что легче не стало, и беспомощно посмотрел на своего куратора. Тот лишь вздохнул, на выдохе выдав квакающий звук. Он впервые не обозвал меня залетчиком и не стал шутить по поводу моего феерического невезения. Не то чтобы я прочитал сожаление в его глазах – в этих буркалах вообще мало что разберешь, – но почувствовал нечто подобное своими зачаточными способностями эмпата.

– Знаешь, Назар… – медленно и задумчиво произнес гоблин, глядя внутрь своего опустевшего бокала. – Даже те из нас, кто не почитает Первую фею как божество, считают их необыкновенным чудом. Появление каждой мы встречаем с радостью… Но сегодня мне почему-то захотелось, чтобы эта радость пришла в чей-то другой дом, а не твой.

– Так, ладно, – встряхнувшись, я решительно отодвинул от себя бутылку. – Теперь подробнее. Почему гибнут феи, я приблизительно понимаю. Вы же мне об этом и рассказывали. А что случается с их защитниками?