Вера не закончила, словно обессилев. Что «надо было»? Бессмысленная пошлая риторика. Княгиня сокрушённо покачала головой:

– Пустое. Прости, Бельцева Марина. Отлежишься здесь часок-другой. И… адрес этот забудь! Помни только, что этот человек тебя спас, – Вера кивнула на Александра, – и от погибели, и от наказания. Рискуя собственной глупой молодой шкурой. И если ты хоть когда-нибудь, не приведи господь, в пустом ли разговоре с любовником, с подругой, с кем угодно – хоть что-то хоть кому-то!..

– Нет-нет, что вы! Я всё понимаю! У меня… у меня нет ни любовников, ни подруг. Меня…

Эта чёртова девчонка всё-таки разрыдалась. Александр Николаевич тут же бросился утешать её, всё же кинув на Веру Игнатьевну взгляд, исполненный укоризны.

– Марина, успокойтесь! Вам надо отдохнуть! Располагайтесь! Вы вольны провести здесь столько времени…

– Нет-нет, я не могу, мне надо идти.

– Уколи ей уже, бога ради, чего положено! – не то приказала, не то умолила Вера.

Расположившись в курительной, Саша и Вера пили огненный крепчайший кофе. Княгиня устроилась на диване. Александр сел в кресло, хотя весь его вид свидетельствовал: «Хочу быть как можно ближе к тебе». Сейчас это Веру Игнатьевну не забавляло.

– Поведать тебе историю Марины Бельцевой?

– Откуда ж вам её знать?! У каждого человека своя история, – постаравшись быть максимально надменным, бросил Александр Николаевич.

– У каждого человека своя, а у горничных – одна на всех, дружочек. Ты ж не забыл ещё Катеньку?

– Кто способен такое предать забвению?! – вскочив, воскликнул Александр и стал вышагивать туда-сюда под насмешливым, неуместным по его глубочайшему убеждению, взглядом Веры. – Катенька, царствие ей небесное, была ментально убогой. У Бельцевой совсем другая история…

– Ментальность разная, – перебила княгиня. – История одна. Не то хозяин, не то его вошедшие в возраст наследники, прости господи. Прекрати мельтешить!

Саша шлёпнулся на диван рядом с Верой и уставился в стену, раздражённый скорее её правотой, чем невозможностью что-либо изменить.

– Надо подавать в суд! – буркнул он.

– За что и на кого?

– За изнасилование!

– И как это доказать? А если и насилия никакого не было? Нет такой статьи, дорогой барчук: совокупилась с сильным мира сего, в силу неумолимых обстоятельств. Другое дело – твой случай, мой дорогой. Ты понимаешь, что сами инструменты эти на дому держать преступно?! Как давно к тебе Лариса девочек посылает?

Саша подпрыгнул и снова принялся вышагивать, горячо защищая Ларису Алексеевну, хозяйку борделя, волею судеб подругу как Веры Игнатьевны, так и его самого:

– Лара не в курсе! Они сами! Как я могу отказать?! Они же тоже… Или сами будут пытаться вытравить, или к бабке пойдут. Вы знаете, княгиня, сколько в Российской империи гибнет…

– Поболе тебя знаю, щенок! – рявкнула Вера. Не дав ему времени на обиды, она продолжила командным тоном: – Ты больше этим заниматься не будешь! Набор профессионального абортмахера я изымаю у тебя для нужд клиники! – чуть смягчившись, добавила: – Ты и представить себе не можешь, каков везунчик! Ещё никто на тебя не донёс.

– Да кто же донесёт? – с искренним недоумением невинности пролепетал Александр Николаевич.

– Любая из девок, которой ты помог. Не со зла, а по отсутствию… – Вера постучала костяшками пальцев по лбу. – Или из ревности. Или ещё почему. Это же проститутки, Саша! Проститутки, господин хороший! Так что ты вместо этого промысла лучше ходи с револьвером по улицам и в детишек стреляй. Это для наших законов равнозначные деяния.

Откинувшись, Вера глубоко затянулась. Александр Николаевич, следуя переменам в настроении возлюбленной, почувствовал эдакое…