Далее, теория Кейнса – это теория денежной экономики, в том смысле, что возникновение равновесия с неполной занятостью принципиальным образом связывается с существованием денег и их специфической природой – быть прибежищем для экономических агентов, прежде всего агентов финансового рынка, в условиях неопределенности. Кейнс, по существу, специфическим образом «вплел» деньги в процесс определения уровня производства, и в этом также проявилась его революционность как теоретика.

Не все, что утверждал Кейнс, было подтверждено впоследствии (это касается, например, предпосылок о виде некоторых функций, с которыми он работал), далеко не безупречной является и логика «Общей теории». Более того, теоретические представления, воплощенные в «Общей теории», в целом вполне можно охарактеризовать как эклектичные. Есть основания утверждать, что он предложил не законченную и логически строгую систему, а некоторую совокупность утверждений, допускающую различные толкования, т. е. систему представлений, которую мы могли бы назвать открытой. И это обстоятельство, на первый взгляд снижающее оценку его теории, возможно, оказалось одним из ее преимуществ, которое можно было бы назвать адаптационным потенциалом, обеспечивающим гибкость по отношению к меняющейся ситуации. При этом, разумеется, одновременно открывалась дорога различным, в том числе и не вполне согласующимся интерпретациям его взглядов. Так, например, некоторые как сторонники, так и критики Кейнса первостепенное значение придавали предпосылке о недостаточной подвижности заработной платы как причине безработицы и узловому моменту его теории. Определенные основания для этого были, более того, система трудовых контрактов была тем институтом, внимание к которому должна была проявить теория, учитывающая новые реалии. Однако повышенное внимание к этой предпосылке со стороны теоретиков, возможно, объяснялось еще и тем, что она позволяла простым способом представить теорию Кейнса частным случаем классической теории со всеми вытекающими отсюда последствиями как для теории, так и для практики.

Другим «деликатным» вопросом, вокруг которого было немало спекуляций, был вопрос об отношении Кейнса к социалистической доктрине и реальному социализму (об отношении Кейнса к Советской России будет сказано ниже). Кейнс прямо говорил, что в классовой войне его симпатии были бы на стороне не рабочего класса, а образованной буржуазии9, хотя его позиция и не может быть охарактеризована как антирабочая. Более интересным вопросом был вопрос о том, насколько теория Кейнса оправдывала идею перераспределения. Сама по себе его теория, безусловно, лишена классовой окраски. Во всяком случае, сам он считал, что борьба с безработицей теми мерами, которые он предлагал, – в интересах всего общества, а не какого-либо одного класса или группы. Вместе с тем Кейнс исходил из обратной зависимости между величиной мультипликатора и склонностью к сбережениям, что позволяло отчасти устранить противоречие между чисто экономической точкой зрения и социальной и одновременно придало теории некоторую специфическую социальную окраску. При этом, если и можно говорить о социальном пафосе его теории, то это скорее как о призыве к созданию благоприятного климата для капиталистов, чем социальной защиты для рабочих. Хотя его озабоченность по поводу хаотической природы капиталистической экономики и в связи с этим позитивное отношение к привнесению в нее элементом планомерности, не может не волновать как сторонников, так и противников социализма.