– Что, не помогает тебе чародейская сила? – оскалился Лохлайн. – А, колдун?
Новгородец и сам готов был признаться, что нет у него никакой колдовской силы и в помине. И, обратись к нему подземельщик по-хорошему, вместе с ним посмеялся бы над собственной беспомощностью перед хитроумным запором. Но спускать наглому, истекающему презрением к людям Лохлайну? Ни в коем случае! Считают его колдуном?
Хорошо! Тогда не обижайтесь!
Строки сложились в вису сами собой:
Серовато-желтая плита задрожала. Гул прокатился по извилистому ходу, отражаясь от стен. «Вот это да! – пронеслось в голове словена. – Неужели, получается?!»
– Стой! Остановись, колдун! – побелевший лицом Лохлайн дернулся к новгородцу.
Вскинутая Вратко ладонь заставила динни ши замереть с вытянутыми руками – о болтающемся на поясе мече он забыл.
– Ты этого хотел? – парень, как мог, попытался повторить нахмуренные брови и строгий взгляд Харальда Сурового. Кажется, ему это удалось, ибо воин подземного народа отвел глаза, сник, как цепной кобель, увидевший крепкий кол в руках незваного гостя. – Так я продолжаю?
– Не нужно… – Лохлайн повернулся к двери, но не успел прикоснуться к резному узору.
Створки дрогнули и поползли в стороны, скрываясь в стенах.
– Ты? – зашипел подземельщик.
– Нет, я! – раздался громкий, исполненный гнева голос.
Королева?
– Входи, Вратко из Хольмгарда! – приказала Маб.
Новгородец шагнул через порог. Лохлайн дернулся было, чтобы опередить (как это благородный наследник Туата Де Дананн уступит первенство жалкому человечишке?), но потом чего-то испугался – то ли недовольства правительницы, то ли гнева чародея – и застыл с поднятой ногой. Вышло смешно. Вратко еле удержался, чтобы не хихикнуть помальчишечьи. И хорошо, что пересилил порыв – не к лицу грозному чародею.
Пещера, прятавшаяся за чудом уцелевшей дверью, выглядела заметно большей, чем тронный зал. Во всяком случае, стены ее тонули в густом мраке. Развешанные то тут, то там на вросших в каменный пол известковых сосульках корзины с деарладс бросали зеленоватые отсветы на низкий продолговатый стол, служивший, скорее всего, алтарем. У его подножья горел очаг. Настоящий, с багровыми углями и рыжеватыми, трепещущими от малейшего дуновения лепестками пламени.
– Входи, Вратко из Хольмгарда! – повторила королева.
Ее лицо, озаренное снизу алым светом очага, а сверху гнилушечной зеленью, напоминало жутковатую маску. Воистину, привидеться такое могло лишь в ночных кошмарах. Застывшая рядом Керидвена выглядела не лучше. Даже хуже из-за носа, напоминающего вороний клюв и густых, сросшихся на переносье бровей. Ведьма. Как есть, ведьма.
Новгородец сбросил с плеча копье, пристукнул пятой оскепища о валун – похоже, эту пещере стремились сохранить нетронутой, не оскверняя ее прикосновением кайла или резца каменотеса, – и поклонился.
– Поздорову тебе, великая королева. И тебе, чародейка Керидвена. – Тут Вратко увидел стоящего в тени Морврана, поклонился военному вождю. – И тебе поздорову, кеанкиннид[13].
Сын Керидвены, уродливый горбун, которого поставили главенствовать над воинами динни ши, несмотря на презрение последних ко всему роду человеческому, оскалил желтые лошадиные зубы:
– Неужто сам бог Луг со своим копьем Ассал к нам в гости пожаловал? Или это – Один, Отец Дружин, а копье именуется Гунгниром?
– Помолчи! – дернула плечом колдунья.
Морвран хохотнул злым, каркающим смешком, но послушался.