Только поэтому он так себя сейчас и вёл, создавая для допрашиваемых преступников (являвшихся по своей сути абсолютно незнакомыми ему цессерийцами) заведомо ложную непринуждённую обстановку и едва не дружественную атмосферу. Ну и что, что они его единокровные соплеменники? Ведь это от его ближайшего решения каждому попадавшему сюда подследственному предстояло узнать, какой именно смертью они умрут – быстрой или мучительно долгой.

- Вы даже представить себе не можете, с приверженцами каких только безумных теорий мне приходилось иметь в своё время дело. Даже с теми, кто относился к людям чуть ли не как к равным себе. Что вообще не укладывалось ни в какую здравомыслящую голову. Чего мне за эти тысячелетия только не пришлось наслушаться и насмотреться. Я бы с огромным удовольствием стёр большую часть накопившейся у меня памяти навсегда и безвозвратно. Но, увы…

Наконец-то он ненадолго обернулся, когда остановился перед одной из высоких дверец огромного шкафа за несколько секунд до того, как поднял к ней руку и нажал на нужное на «лакированной» панели место, чтобы её открыть, скорей всего, с помощью своих отпечатков «пальцев». Как правило, в подобных кабинетах ничего не отпиралось, не переставлялось и не извлекалось без непосредственного участия своего главного хозяина, реагируя только на его индивидуальную биометрию.

- Память цессерийца – это наше всё. Особенно для представителей, занимающих столь высокие и ответственные должностные места. Я обязан помнить всё до последних мелочей. Ведь именно в них и кроется Дьявол, не так ли? Как насчёт двойного бурбона и хорошей кубинской сигары? Что-то мне подсказывает, что за пределами данной комнаты вам едва ли кто-то и тем более в самое ближайшее время предложит нечто подобное. Такие глупые, но с тем же самым на удивление приятные крупицы маленького «человеческого» удовольствия.

Как ни странно, но Адарт не сумел удержаться от собственного оскала и даже тихого смеха, действительно искренне восхищаясь совершенно непредсказуемым поведением данного цессерийца. Кажется, он ждал от этой встречи чего угодно, но только не подобного к себе отношения. Хотя мог объяснить и столь «странное» поведение магистра.

- У вас весьма занятный подход к подследственным, мессир. Или это высшая форма снисхождения к будущим смертникам? Последняя сигарета или же скромное желание перед казнью, да?

- А вы предпочитаете подземную камеру с цепями и нечеловеческими пытками? Хотя… - Дариус наконец-то открыл дверцу явно векового шкафа и только благодаря тому, что тот сумел считать по касанию своего владельца нужный биометрический импульс, что тоже не могло не задеть внимания Астона. – Если вы куда больший любитель более экстремальных ощущений, то я всегда могу всё переиграть. Ну, так что? Чай, кофе, виски, коньяк? Или свежайшей первой положительной?

В голове Адарта чуть было не вспыхнуло одно чёткое и единственное на данный час имя, которое он запретил себе произносить даже мысленно, а не то что вслух. Но, казалось, кто-то или что-то чуть было не вытащил его наружу с необычайной и при этом до жути пугающей лёгкостью.

Может поэтому он и ответил не сразу, довольно медленно или показательно не спеша засовывая руки в карманы брюк в своей привычной манере, продолжая чуть натянуто улыбаться и наблюдать… Наблюдать за безупречной игрой собственного палача, которому, определённо было плевать на все правила и протоколы судебно-следственного ведомства.

- Скорее, то же, что и вы. Кроме, пожалуй, сигары.

- Вы уверены? – Грэнвилл вновь ненадолго отвернулся к чарующему нутру только что открытого им бара, представлявшего из себя классические зеркальные полки, но с особыми секретами и углублёнными стенками с большей вместительностью. И то, что там стояли графины и бутылки, созданные отнюдь не высокими технологиями Палатиума – в этом Найджел нисколько не сомневался. – Настоящий колумбийский табак, скрученный вручную лучшими профессионалами своего дела и пропитанный только идеально выдержанными сортами коньяка.