— А вы часто ночью возвращаетесь, да? — не выдержала я, когда передо мной поставили полную чашку ароматного чая.

— ‎Бывает, — признался он неохотно, присаживаясь напротив. Противень с пирожками стояло достаточно далеко от нас, и когда я попыталась встать, чтобы его пододвинуть, была прибита к месту властным:

— ‎Сидеть.

Пирожки тоже подтаскивал Вэйд, с совершенно невозмутимой рожей.

— Угощайтесь.

Угощаться ужас не спешил, подозрительно глядя на меня.

— Что?

— ‎Только после тебя, — сообщил он, скрестив руки на груди.

И это меня очень возмутило:

— ‎Они не отравлены!

— ‎Не сомневаюсь, — усмехнулся Вэйд, — куда больше меня интересует, насколько они съедобны.

Пирожок схватила, не глядя, и показательно отхватила от него почти половину, чтобы в следующее мгновение совершенно неприлично выплюнуть откушенное и хватать обожженным ртом воздух.

Стакан холодной воды мне тоже поднес Вэйд. С самым скорбным выражением лица, которое я когда-либо видела.

— Что?

— ‎Пытаюсь понять, так ли мне нужен ребенок от леди, склонной к членовредительству.

— ‎Слушайте, если вы готовы были ради ребенка тяжелый характер Селины терпеть, то и это как-нибудь переживете, — огрызнулась я, чувствуя, как после стакана холодной воды язык уже не горит, только обиженно ноет.

Но ведь это просто возмутительно! Понять он пытается… моя б воля, я бы сама за него не пошла, но куда мне еще идти, если не замуж? В жрицы?

Мысль эта с каждой секундой становилась все заманчивее.

Вэйд поморщился. Напоминание о той Селине были ему искренне неприятны, и это было отчего-то очень забавно. А я никак не могла уняться:

— И вот, кстати, зачем вы вообще решили на ней жениться, если она вам так глубоко неприятна? И не надо хмуриться, на вопрос ответьте!

— ‎Мне нужна была жена с даром, я ее нашел, — равнодушно пожал плечами он, осторожно вытягивая один из пирожков, приятно румяный, очень аппетитный на вид. Разломил, рассматривая начинку, — все остальное несущественно.

— ‎Да вы же ее терпеть не можете, по-вашему, это несущественно? — Вэйд не ответил, продолжая разглядывать пирожок: — Вишня это, чего вы высматриваете.

— Не думаю, что теперь это важно, — откусил кусочек пирожка, осторожно так, с сомнением, и вдумчиво взялся пережевывать.

— ‎Почему не важно?

— ‎Ее место заняла ты.

— ‎Иии?

— ‎И ты хотя бы не раздражаешь.

Комплимент. Нет, комплиментище просто. Зато теперь понятно, что Селина его недолюбливала вполне обосновано.

— А зачем нужна жена именно с даром?

Примеряясь для нового укуса, он нехотя признался:

— Я полукровка, и для того, чтобы мои дети унаследовали как можно меньше от вэлари, нужна жена с искрой. Обычная мий-асэ не подойдет. Нужна жрица, — тяжелый, оценивающий взгляд, брошенный на меня, и самодовольное, — и я ее нашел.

— ‎То есть, вы наполовину темный…

— ‎На четверть.

Какая прелесть, я невеста темного. Самого настоящего темного, хоть и полукровки. Невеста. Я.

— Теперь хоть понятно, почему вы такой жуткий. — Мое чистосердечное признание вызвало странную реакцию. Прекратив жевать, Вэйд неодобрительно смотрел на меня. — Кушайте-кушайте, может, подобреете.

— ‎Жуткий, значит, — мрачно повторил он, — Ганэш уже несколько дней добивается разрешения с тобой увидеться, думаю, пора ему это позволить…

— ‎Он мою кровь получил, что ему еще надо?!

— ‎Завтра у него и спросишь, — с нехорошей улыбкой пообещал Вэйд.

— ‎А, может, не надо? — злорадная морда ужаса утверждала, что надо. — Ну вы что, обиделись, что ли? Разве можно обижаться на правду?

— ‎Ваша встреча неминуема, так зачем ее откладывать?