– И ты совсем не испугался, твоя милость? – обратился паренек к Парсифалю.

Даже в сумерках было видно, каким восхищением горят его глазенки.

– Ну… – пробормотал тевтон, – не без того, конечно…

И, улучив момент, когда Вострец отвернулся, чтобы подбросить в костер хвороста, украдкой показал приятелю увесистый кулак.

– А скажи‑ка, дружище, – продолжил беседу Гавейн, когда они, усевшись поудобнее, приготовились отведать сваренного спутником блюда, именуемого «kulesh» – наваристого супа из окорока и пшена, приправленного белыми грибами. – Расскажи, что за земля эта ваша Куявия и какие люди в ней живут?

Юноша усмехнулся:

– Правду про вас, имперцев, ученые люди говорят, что вы и свою‑то державу на глобусе показать не сможете. На службу подрядились, а куда и к кому – не знаете! А может, у нас там по улицам медведи ходят и людей почем зря чавкают?

– Ты бы не дразнился, а рассказал все как есть, – буркнул Парсифаль, насупившись. – Языком‑то всякий горазд молоть – он без костей! А то, почем знать, может, ты не то что показать не сможешь свою Куявию, а и глобуса‑то приличного в глаза никогда не видал!

– Ну это ты зря, лыцарь, – совсем не обиделся Вострец. – У нашего князя‑батюшки этих глобусей три штуки в палатах белокаменных стоят. А про землю родную отчего ж не рассказать? Вам с самого начала или покороче?

– Давай с начала, – позволил Гавейн. – Ночь длинная.

– И то верно. Ну, добро… Значит, вначале сотворил великий бог Род, он же Патар Дий, он же Сварог, небо и землю, потом человека Пурушу и жену его…

– Постой‑постой! – встрепенулся крепыш. – Какой еще Сварог? Мы Христу молимся. И князь твой вроде тоже. И люди от Адама с Евой происходят, а не от Параш… тьфу… Пуруши твоего! И выдумали же имечко, нехристи!..

– Не хуже твоего, милость! – отбрил молодой человек. – Не знаю даже, как ты с таким прозвищем ко двору явишься? Надо что‑то придумать…

– Что, что? – взъярился бородач. – Чем тебе мое славное имя не по нраву?

Даже за меч в сердцах схватился, но тут Парсифаль оделил приятеля добавкой kulesha (очень недурного на вкус), и тот смирил гордыню, предавшись насыщению плоти.

– А почем ты знаешь, как бога на самом деле зовут? – продолжал Вострец. – Может, и Дий.

Гавейн промолчал. Возразить ему было нечего да и недосуг – челюсти были заняты перемалыванием копченого мяса.

– Ну ладно, не будем уж так глубоко лезть… Летописи наши и «Книга Велесова» говорят, что предок народа нашего прибыл с далекого острова…

– С Атлантиды, что ль? – усмехнулся невольно Парсифаль.

– Нет, – покачал головой юноша. – С Атлантидой пращуры наши как раз воевали тогда. А прибыл он с Лемурии. Звали его Прогнор Эду, также Энкиду прозывался. Прославился он как великий воин и покоритель земель диких. Однако ж придворные царя лемурийского из зависти оклеветали его, и храбреца изгнали прочь с благословенного острова. И поселился он с дружиной верной своей в землях северных, среди народа дикого, но доброго, и стал его владыкой. От того народа и пошли скифы, сарматы да словене, а от Энкиду храброго – владыки куявские. Потом, когда Лемурия с Атлантидой потонули, пошли князья наши древние походом на Вендию. И вел их царевич Рама – великий маг и искусник.

Вострец замолчал, прихлебывая кулеш.

– А дальше?

– Дальше? – пожал плечами куявец. – Дальше были три великих князя, сыновья Рамы. И двинулись на запад от Аркаима князья Словен, Артан и…

– Куяв? – проявил эрудицию Перси.

– Какой тебе куяв‑муяв? – почти рассердился сказитель. – Скиф! Ски‑иф его звали! Еще меня учить будешь!