– Ты часом не путаешь, дитя мое? – с пренебреженьем вопросил блондин.

«О дитем назвал. Точно, нервничает».

– Так все видели, – развел руками отрок. – Громаднейший медведь в три человечьих роста!

– И ты видел, как мы… его… этого медведя… завалили? – путаясь в словах, а больше в мыслях, поинтересовался Гавейн.

– Ну да! – И вновь добавил: – Все видели.

Пока рыцари размышляли над его словами, юноша шажок за шажком приблизился к ним и вдруг, перейдя на шепот, молвил:

– Только не медведь это был…

– Уф! – с облегчением выдохнул бородач. – Слава богу! А то я уж думал, что мне померещилось…

– Не медведь, – повторил шатен. – А навь, морок.

– Чего‑о? – вытянулось лицо у Перси. – Какая еще навь?

– Ой, – отмахнулся паренек, – долго объяснять, дяденька. Потом как‑нибудь. Позвольте‑ка лучше полюбопытствовать, куда путь держите?

– А твое какое дело? – гаркнул на нахала Гавейн. – Едем куда хотим, и все дела!

– Может, и есть у меня к вам дело, – загадочно блеснул глазами путник. – И сдается мне, что оно вам придется по душе.

– Говори.

– Не желаете ль отправиться вместе со мною в Куявию? – вкрадчивым голосом предложил юноша. – Князю Велимиру как раз нужны мастера управляться с навьей силой, которая в последнее время стала у нас зело пошаливать. Он будет рад принять столь славных богатырей…

Куявия?! Хм‑хм…

– А ты, собственно, кто таков будешь, что говоришь от имени князя? – недоверчиво хмыкнул Перси.

– Какие условия? – почти одновременно с ним осведомился крепыш.

Вечерело, когда троица остановилась на привал и принялась расседлывать коней. Вокруг были высокие, стройные сосны, заросли ольхи и можжевельника. Умиротворенно журчал ручей…

Насколько помнили рыцари азы демонологии, подобное место должно быть чистым – всякие темные твари боятся сосны и текущей воды. (Хотя кто их знает…) Да и жилье близко.

– А славно вы все же ту нечисть шуганули, – молвил с неподдельным уважением Вострец (так звали их нового знакомого), разводя костер.

Как пояснил парень, его имя походило от некоей сладости, выпекаемой в Куявии. Оно, конечно, странно, когда отроков кличут подобным образом (тем паче что малец совсем не был упитанным), однако ж, говорят, в тех землях, куда они направляются, много удивительного.

– Ну, мы же рыцари Стоячих Камней, как‑никак, – скромно уточнил блондин, для которого до сих пор оставалось загадкой, как они могли так быстро и споро уложить рептилию (или чем ОНО там было).

– Это что, – пожал плечами Гавейн. – Вот с песиголовцем…

Тут он сделал многозначительную паузу.

– …С тем пришлось повозиться… Да…

– С к‑кем?! – Куявец чуть не поперхнулся.

– Э‑э, с этим… хомолюпусом, – веско произнес бородач, не обращая внимания на Парсифаля, корчащего из‑за спины нанимателя зверскую рожу.

– Так их уж сколько лет как нету! Повывелись вроде.

– Значит, сохранились, где нигде! – отрезал крепыш. – Или ты думаешь, что мы врем?!

– Побожись! – потребовал Вострец.

– Вот те крест, – не моргнув глазом, перекрестился в ответ бритт, искренне полагая, что к его грехам это мало что добавит.

– И как же вы его?.. – Теперь в голосе посланца князя Велимира звучало искреннее уважение.

– Да елы‑палы… – отмахнулся Гавейн. – В ловушку поймали. Яму вырыли, кольев понатыкали дубовых, дерном да листьями прикрыли – он и попался.

– А ловили‑то на что?

– А вот на него! – ткнул Гавейн в приятеля, чей взгляд прямо‑таки налился кровью от ярости. – Перси на другой стороне ямы сел да на своей дуде стал играть. Хомолюпусы, они до пастушков молоденьких особенно охочи. Чтоб, значит, и полакомиться, и всяким… грехам непотребным предаться. Ну Перси у нас, как видишь, парень собой видный, пригожий, сам и вызвался… Сперва тамошние смерды хотели кого‑то из своих детишек привязать, только красавчик наш не таков, чтобы за чужую спину прятаться. Говорит, не могу допустить, чтобы дите невинное жизнью молодой рисковало!