– Я знаю. – Анна чуть-чуть улыбнулась белыми зубками. – На пористую структуру внутри кости…

– Костный мозг!

– Губчатое вещество, – уточнила Анна. – Ну что, по кругу – я завершаю? Федя, как эта последняя булочка называется?

– Petit pain au canneberges. Хлебец с клюквой.

– Булочка с клюквой! – продекламировал Дмитрий Всеволодович на манер мажордома.

– Снаружи никакой клюквы не видно, она где-то испод… воль. Сверху булка усыпана… то ли шипами, как у какого-то динозавра… или ещё похоже на зёрнышки гречки: не которые почерневшие, а посветлее… Судя по запаху, это дроблёный орех… Разламываешь – а внутри, как в капсуле, или в сказочном гробе – как спящая королевна – лежит лоснящаяся, блестящая клюквина… Так, придётся попробовать… – Анна отщипнула кусочек и закатила глаза. – Ну, если у тебя прогулянные уроки, а бриошь – венское кафе, то здесь карнавал! И кисло, и сладко – прямо-таки целый взрыв вкусовой, фейерверк…

– А нас морочили, что советский хлеб – самый вкусный, да?

– И мороженое. – Анна кивнула мужу. – И шоколад.

– Как же! Булшит[15]. Теперь, – дирижировал Дмитрий Всеволодович, – включаем свободные ассоциации: кто из присутствующих на какой хлеб похож? Начнём с Анны Вадимовны!

Фёдор быстро подумал, что Анна похожа на pain aux canneberges со скрытой внутри клюковкой и фейерверком… А может быть, что-то среднее между canneberges и pain complet с твёрдыми семечками…

– Ты бриошь! – заявил её муж.

– Хм? – подняла брови Анна. – Всего лишь бриошь?

А Фёдор, который верил словам, подумал, что да, бриошь тоже похожа – «другая лига», как сформулировала Лёля, «венское кафе» – и правда, похоже на аристократичную Анну. Но всё же спросил:

– В таком случае, кто из нас «хлебец с клюквой»?

– Лёлечка, вероятно, – поддела Анна.

«Да, точно, она!..»

– Нет, Энигма – будет у нас… – прищурился Дмитрий Всеволодович.

«Или pain complet? Да, наверное, pain complet с твёрдыми семечками…»

– Энигма будет у нас – «Пэн гро»!

– Неужели? – опять удивилась Анна. – Вот этот большой, с горькой коркой? Крестьянский парень с мозолистыми руками?

– Именно! – возликовал Белявский. – Корка твёрдая, а ведь внутренность – кружевна-ая!..

Ни один мускул не дрогнул на Лёлином лице, но Фёдору показалось, что характеристика была ей приятна. Его немного кольнуло.

– Значит, клюковку ты для себя приберёг? – насмешливо спросила Анна.

«Конечно!» – подумал Федя не без досады.

– Ну что ты! – усовестил жену Дмитрий Всеволодович. – Я – оле-оле…

– Ты блондинка?!

– По сути-то, я мягкотелый… такой, ненадёжный…

– Эм. Ты меня удивил, – сказала Анна, с интересом глядя на своего мужа. – А кто у нас Федя?

«Аu lait, мягкотелый… Нет, au lait уже занят. Что же Белявский оставил? Неужто фейерверк с клюковкой? Не может быть!..»

– Фёдор… я полагаю, что «пэн компле». Много разного. Всякие семечки, разные – есть побольше, поменьше…

Федя почувствовал благодарность. Почувствовал, что его оценили. Ещё отчётливей понял, насколько он всё же соскучился по такому лёгкому, необязательному разговору по-русски – и восхитился тем, как Белявский, при внешней бесцеремонности, всем ухитрился сказать что-то приятное – в сущности, из ничего!

– Закончена дегустация «пэн»! Вкусовые сосочки попрятались в защёчные мешочки!

«Нет, всё-таки симпатичный он человек, симпатичный…» – подумал Федя. А Дмитрий Всеволодович, будто услышав Федины мысли, перегнулся через стол и потрепал его по плечу:

– Ну что, «пэн»?

– Пэн.

– А «хлебное поле» как будет?

– М-м… Сhamp de pain?..

– Шамдёпэн… А-а, конечно! Шамзэлизэ[16]! Поля! Шам дё пэн…