Надо достучаться до самого Волка, значит?

— С тобой это уже происходило, верно? — догадываюсь я.

Торен мне не отвечает. Сводит челюсти с силой. Так, что ходят желваки по лицу. Отворачивается и снова смотрит на дорогу, продолжая хрустеть пальцами.

У каждого из нас свои страхи…

13. Глава 12. Торен

Я останавливаюсь за несколько сотен метров до заправки на обочине. Хорошо, что дорога безлюдная и освещается лишь светом фар.

Айлин что-то спрашивает, но я не слушаю и выхожу. Непроизвольно хлопаю дверью, испачкав руки.

Кажется, при мойке машины, грязь будет вместе с покрытием отваливаться. Ну, Айлин! Зараза!

Все, что происходит со мной — немыслимо и нелепо. Это… это… я даже дать объяснение не могу. Я еле держусь. И то, наверное, потому что “Рори” задел мой бок когтями, разорвав рубашку и кожу. Кровь запекается быстро, но при малейшем движении, рана вскрывается и кровь снова бежит. У меня в багажнике точно есть перевязочный материал и запасная рубашка. Всегда беру с собой, на случай каких-нибудь разборок и ситуаций.

Срываю с себя рубашку. Пуговицы отлетают — я бы ее выкинул прямо на дороге, но не хочу оставлять следы. Но все равно от рубашки нужно избавиться, сжечь ее — на ней следы когтей и крови. Не моей крови.

Не слышу, скорее чувствую, как Айлин идет ко мне. Ее запах сводит меня с ума.

Когда она заявила, что может быть с другим мужчиной — я чуть не придушил ее. Это все доходит до абсурда. Я пытаюсь сопротивляться, вернуть все в нормальное русло. Но хожу по тонкой грани. Слишком тонкой.

— Что ты делаешь, Торен? — задние фары красным светом достаточно освещают, чтобы Барби могла видеть. Ее “особенность” меня вырубила. Я испугался, что с Айлин может что-то случиться. Переживаю за нее, за каждый ее шаг, чтобы она была в безопасности.

— Иди в машину, — грубо приказываю ей.

Она подходит очень близко ко мне, игнорируя мои требования.

— Ты ранен… — не спрашивает, видит.

И это охренеть как странно.

Я стою перед ней без рубашки, с обнаженным торсом. Приближающаяся зима напоминает о себе тонкими иглами холода, вонзающимися в меня. Но внутри меня горит пожар. Я как раскаленный вулкан. Еще одно землетрясение, и взорвусь, превращая в лаву все на своем пути.

— Заживет, — бурчу под нос. Пока что это “заживет” приносит сплошные неудобства. Достаю небольшой кейс со всем необходимым — бывало я парней латал сразу после стычек, чтобы до больницы довезти. Но такого давно не случалось, конечно.

Барби выхватывает из моих рук все и пододвигает на свою сторону. Мне лишь остается удивляться, как она ловко обращается с обеззараживателем, распрыскивая его по поверхности раны.

— Каким зверем он был? — интересуется она, складывая бинт в несколько слоев, чтобы приложить его к бороздам от когтей на случай очередного кровотечения.

— Лис, — коротко отвечаю, потому что дыхание сводит. Она слишком близко, касается меня, согревает своим теплом и светом. И…

Я хочу ее до скрежета в зубах. Сам себя пытаюсь отвлечь.

— Ты умеешь оказывать первую помощь. Опыт был? — хмыкаю. Вот сам себе противен от того, что постоянно издеваюсь над ней, переворачивая все хорошее. И проявляю себя так, будто я полный придурок.

— Мой отец не всегда был тем, кто он есть сейчас. Когда я была маленькая, он часто приходил домой с ножевыми ранениями. Лет в восемь я уже научилась его зашивать. В пятнадцать вытащила пулю, — спокойно рассказывает о себе Барби.

У меня шок. Я даже пошевелиться не могу, пока она обклеивает меня лейкопластырем.

— Ты же пошутила? — уточняю. Потому что даже мое детство не допускало подобного.