— Торен? — набрал друга.
— Ты там месиво устроил, Сеймур, — без приветствий заявил мне МакФэлан.
— Я? Да ладно, ничего такого, — фыркнул я, пристально всматриваясь в спящую на переднем сидении Маккензи.
— Согласен, ты и не такое творил, но для Страти и окрестностей это перебор.
— Там твои зачищали, или Дункана?
— Там все зачищали, — вздохнул Торен.
— Надо поискать телефон девчонки, — попросил я.
— Там этих телефонов, — отозвался друг, — тоже скажешь угадывать, чтобы понять какой девчонке принадлежал?
— Не, он был в голубом чехле, и на нём подвеска была, с сердечком, — вытащил из памяти, когда она фотографировала на дороге права мои, — не думаю, что у кошаков такие были.
— Принял, передам.
— Узнал что про неё? — говорить и объяснять не надо было, потому что МакФэлан со мной всю жизнь почти рядом, мы друг друга чувствуем, левые вопросы не задаём, просто делаем, если надо. А выпендриться можем только ради галочки.
— Кортни что-то узнала, да, подожди, переключу тебя, ты вообще в какой заднице? — Торен видимо попытался понять, что за номер определился.
— В жопной жопе, красиво, мать её, озёра, поля, холмы, горы тут родненькие, — ухмыльнулся я.
— То есть, как в любой точке Шотландии? — ухмыльнулся друг.
— Точно так.
— Держи нос по ветру, Сеймур, — пожелал мне удачи Торен, моим же выражением, которым обычно я ему удачи желал.
И переключил на Кортни.
— Привет, Сеймур, — услышал щебетание очаровательной засранки.
— И тебе, совушка, — поздоровался я. Её вида совсем у нас мало. Бережём, как можем. Но боец она отменный, а хакер так вообще непревзойдённый.
— Я так понимаю, что тебе не до банальщины всякой, как я рада тебя слышать и всё такое, поэтому перехожу к делу, — сразу загалдела она. — Маккензи Морис. Почти двадцать четыре года, живёт в Эдинбурге, мать Рита, учительница, умерла два месяца назад, болела, рак. Отец, Мэтью, известный фотограф, более того знаменитость в их кругах. Фотографировал животных.
— Хорошо фотографировал? — ухмыльнулся я.
— Да, отлично, пару наших нашла даже, — засмеялась Кортни. — Журналы всякие, премии получал, в таких жопах побывал, чтобы какую-то мышь сфоткать или птицу редкую, герой, короче. Умер. Погиб. Утонул в Красном море.
— Что случилось? — вот это мне было интересно.
— Тут без подробностей, написано, что несчастный случай, что с ним была дочь, ещё написано, что её спасли, а его нет. Странно. Но эти египтяне, у них тут в одном месте одно написано, в другом другое.
— Понял. Когда это случилось? — интересно стало, сколько было Маккензи, когда она прыгнула в воду, чтобы отца спасти.
— Девять лет назад, — дала ответ Кортни.
Не хрена себе… не удивительно, что её бьёт этим — пятнадцать лет всего. И получается, что она с этим вот замиранием столько времени живёт?
— Что тут ещё, — протянула Кортни. — Ничего такого. Она работала в известной студии, фоткала знаменитостей разных. Классные фотки, кстати, у неё, талантливая. По мне, конечно, я не понимаю в этом ничего.
— Друзья, знакомые?
— А вот тут ты знаешь интересно. Очень странное, — я хмыкнул, давая понять, что слушаю. — Почти три года назад она была такой себе обычной девчонкой, фотки в инсте, фейсбуке, активность в твиттере и снэпчате, а потом она пропала.
— Пропала?
— Ага, ничего — ни одного сообщения, ни одной фотки, — подтвердила она. — Ни одного ответа на вот эти дежурные сообщения-поздравления с днём рождения, когда уведомление приходит, знаешь, и тебе пишут люди, которые в обычной жизни и не вспомнят эту дату ни за что.
— Причина? — потому что, если Кортни заинтересовал этот момент, то наверняка и причину странности она искала.