– Я мог бы поклясться, что между ними произошло любовное сражение.

– А я могла бы поклясться, что она одолела его.

– Ах, но ведь он восстанет снова, чтобы сражаться на следующий день.

– Может, и так. – Она развернулась и подошла к картине еще на шаг, понимая при этом, что рискует попасть под ее влияние. Снова. Разумеется, Леони видела работы ничуть не хуже. В Лувре, например. Но эта…

Хозяин картины подошел и встал сбоку. Какое-то время они разглядывали ее молча. В напряженной тишине, как ей показалось.

– Меня страшно интригует выражение лица Венеры. Интересно, о чем она думает?

– Существует единственная разница между мужчиной и женщиной, – отозвался Лисберн. – Он спит, а она думает.

– Должен же кто-то думать, – пробормотала Леони. – И, кажется, это чаще всего выпадает на долю женщин.

– Я всегда удивлялся, почему они потом тоже не засыпают.

– Ничего не могу сказать по этому поводу. – Она была честна. Ее представления о физической любви между мужчиной и женщиной – хотя старшие сестры весьма подробно описывали, как это происходит, – не основываются на собственном опыте. Для нее на первом и последнем месте всегда было дело. В особенности теперь. – Что интересует меня больше всего, так это внешний вид дамы.

Открыв свой ридикюль, Леони достала визитную карточку и протянула маркизу. Это была очаровательная карточка. Такой она, конечно, и должна была быть, чтобы соответствовать самому передовому предприятию Лондона в особой сфере деятельности. Размер у нее был такой же, как у карточек, с которыми дамы наносят визиты, и гравировка элегантная, и цвет. Однако это все-таки была деловая карточка, на которой значилось – «Модный дом Нуаро», Туалеты для дам, Лондон, Сент-Джеймс-стрит, № 56.

Лисберн изучал визитку какое-то время.

– Я одна из владелиц, – объяснила Леони.

Он поднял глаза и встретился с ней взглядом.

– Это не на вас женился мой кузен Лонгмор?

Она даже не удивилась тому, что ее новый зять доводится кузеном лорду Лисберну. Все в этом мире связаны между собой родственными узами в той или иной степени, а плодовитая семья Фэрфаксов, к которой принадлежал граф Лонгмор, имела массу ветвей и продолжала пускать новые побеги, словно виноградная лоза.

– Нет. Это моя сестра Софи, – сказала Леони. – На будущее, Софи – блондинка. – Ей было известно, как лондонский свет воспринимает владелиц «Модного дома Нуаро»: три сестры, а иногда три ведьмы или три французские колючки – брюнетка, блондинка и рыжая.

– Понял. А одна из вас замужем за герцогом Кливдоном.

– Да, моя сестра Марселина. Она – брюнетка.

– Здорово, что ваши родители позаботились о том, чтобы было проще вас различать, – сказал он. – И как мило, что вы все мне объяснили. Не то, скажем, я перепутал бы вас с графиней Лонгмор и стал бы ухаживать, а ее суровый муж попытался бы проучить меня. Например, помял бы мой шейный платок, который я сегодня завязывал полчаса.

В свои двадцать один Леони была опытной деловой женщиной, а не какой-нибудь юной мисс, выросшей в тепличных условиях. Она посмотрела на шейный платок маркиза с профессиональной точки зрения. Вернее, попыталась. Но сделать это оказалось труднее, чем должно было бы быть.

Под точеной линией подбородка шейный платок с идеально заложенными складками был повязан настолько безупречно, что казалось, будто его вырезали из мрамора.

Все, во что был одет маркиз, производило впечатление какого-то нечеловеческого совершенства. Это относилось и к его лицу, и к фигуре.

У Леони вдруг слегка закружилась голова, и она подумала, что сейчас самый удачный момент упасть в обморок. Однако профессионализм победил, и Леони смогла критически оценить шейный платок.