-Я же говорю, что ты его поймешь, а не меня. Ты же мужик, - кривляется она.

-Причем то, что я мужик? – бесят столь идиотские рассуждения. Никогда не считал мать глупой, но сейчас откровенно хочется назвать её дурой. – Я его не оправдываю, не защищаю. Я, как ты, не хочу, чтобы он «левачил». Только, знаешь, какая разница между тобой и мной?

Она молчит. Молча глотает слезы.

-Не хочешь знать? А я всё равно скажу. В том, что я пытаюсь что-то сделать, а ты ничего не хочешь делать. Тебе проще обвинить всех и жалеть себя.

Слышу, что в этот момент разъезжаются ворота, въезжает машина отца.

-Он, кстати, сказал вчера, что будет подавать на развод, - добивает и себя, и меня мать.

Перевожу на неё взгляд. Когда вижу, что она тянется к холодильнику, меня просто начинает трясти от ненависти к ней. Рву дверцу холодильника на себя. Увидев начатую бутылку вина, хватаю её и переворачиваю над раковиной. Мать бросается ко мне, тянет меня за руки. Без проблем удерживаю её на расстоянии, пока бутылка не остается пустой.

-Отец же тебе предлагал закодироваться, - зло напоминаю матери.

-Что вы делаете из меня алкоголичку? – вопит она с таким видом, словно проблемы на самом деле не существует.

Я не делаю из неё алкоголичку. Не хочу делать. Но признаю, что проблема с алкоголем есть. Большая проблема. Пусть мать не напивается в хлам, пусть у неё не трясутся руки, пусть она не требует опохмелиться с самого утра, но почти каждый вечер выпивать по бутылке вина - это явно ненормально. Подобное было уже, примерно, после того, как Соньке исполнилось три. Мать будто сорвалась с катушек. Она ездила к психологам, к каким-то народным врачевателям, казалось, даже помогло. Но мы рано радовались. Тяга к алкоголю осталась. И, возможно, даже прогрессировала.

-Ненавижу вас, - озлобленно рыдает мать и с видом побитой собаки уходит к себе в комнату.

Я тоже ненавижу! Их двоих! Мне даже плевать, кто из них виноват в большей степени. Я просто хочу, чтобы это всё закончилось, чтобы всё стало так, как было раньше. Я не хочу жить их проблемами. Я хочу думать о себе. Свалить бы из дома совсем… Но не могу. Не могу бросить Соньку.

Чеканя шаг, иду в коридор, где раздевается отец. На часах почти девять.

-Поговорить нужно!

-Подожди, Стас. Я к Сонечке. Она тоже поговорить хотела.

Иду следом за отцом. Смотрю, как Сонька бросается ему на шею, как крепко он её обнимает.

Су*а… Чего ж тебе дома не хватает? Ну, трахал бы свою курицу спокойно. Неужели не мог матери запудрить мозги получше? Зачем рубить всё на корню? 

В глазах вдруг начинает резать что-то. Что за хрень? Это же не слезы? Нет!!! Это ненависть! Лютая ненависть к людям, которых я когда-то любил. Так мне тогда казалось…

Отец шепчется с Соней, резь в глазах не унимается. Словно рвется что-то внутри… Выхожу на улицу, закуриваю. Становится легче… Наверное.

-Стас… - раздается вскоре рядом удивленный рев отца.

Не оборачиваюсь даже. Плевать. Сегодня словно последняя капля была. Развестись захотел? Семья, значит, больше не нужна? Мы… больше не нужны? Сонька больше не нужна?

-Это что такое? – отец подлетает, выхватывает у меня из рук окурок, зло топчет его на земле. – Ты охренел совсем? – орет так, словно может мне приказывать. Не тот возраст уже, папаша, извини.

-С тебя беру пример, - нагло улыбаюсь, глядя ему прямо в глаза.

-Ах, ты, паршивец, - он пытается схватить меня за шиворот, но прошли те времена, когда он мог делать это без последствий.

-Руки убери, если хочешь целым остаться, - предупреждаю я.

-Что? – он явно не ожидал того, что я могу так себя вести. – Что ты сказал, щенок?