На эшафот пирата уже волокли втроём. Его бывало крепкие ноги не шли, а тащились по камням и сухой земле, руки отекли, а голова свесилась вниз и болталась в такт торопливых шагов стражников. Всё его тело обмякло и напоминало тушу убитого быка, который ещё дышит, но сделать уже ничего не может.

Палач накинул верёвку. Толпа одобрительно загалдела, тыча в пирата пальцами и оскорбляя его. Сидевший на балконе Александр Хиггинс по-прежнему был невозмутим и суров. Его помощник сделал вторую попытку что-то объяснить командору, но был снова остановлен, причём в этот раз быстрее.

Палач ждал, когда командор даст сигнал, но Хиггинс всё не решался поднять руку. А когда уже было нерешительно дёрнулся, Левассар вдруг вскинул голову. Его глаза хитро сверкнули тем самым блеском, которое закатное солнце дарит морской глади прежде, чем спрятаться за горизонт, потрескавшиеся губы разомкнулись, и он прокричал:

– Ты хотел знать, где золото, Хиггинс! – Левассар хрипел и радостно ухмылялся, видя, как замерла рука командора и как тот напрягся. – Так подавись же им!

Толпа изумлённо ахнула, увидев, как легко с рук Левассара упала верёвка, словно и не было её. Словно по ней чиркнули острым лезвием. Или словно то была и не верёвка вовсе, а прогнившая нитка, которую и младенец разорвёт без труда. В испуге отпрянув от эшафота, первые ряды рванули назад и стали давить на последние; особо перепуганные были готовы идти по головам. Паника прекратилась, когда стражники наставили на толпу острые пики, а командор Хиггинс поднялся с кресла и сделал шаг вперёд. Подскочивший к освободившемуся пирату стражник уже давно заломил тому руки за спину, но командор подал знак отпустить.

– Не стоит, Александр. – Один из помощников схватил Хиггинса за руку, когда понял, что тот собирается спуститься вниз к пленнику. – Это ловушка. Он ничего не скажет, только посмеётся.

– Посмотрим, кто из нас двоих будет смеяться дольше, – пробормотал командор и приказал пропустить его к пирату.

Идти было тяжело. Летнее солнце палило беспощадно и, казалось, плавило камни под ногами. На один такой, острый и горячий, Хиггинс ненароком наступил, и боль тысячами жалящих искорок разнеслась по и без того больной ноге. Но командор сдержался, не подал вида и только посильнее закусил нижнюю губу.

– Я слушаю тебя, пират, – надменно кинул он, когда поднялся на эшафот и встал перед Левассаром. – Скажешь правду – я пощажу тебя. Отправлю на галеры вместо того света.

– Галеры, конечно, звучат заманчиво, – Левассар продолжал издевательски усмехаться, – но с того света мне будет видно всё, а не только спины гребцов впереди. Мне будешь виден и ты, и то, как ты копаешься, словно навозная муха, в этом проклятом золоте.

Левассар продолжал без разбора сыпать ругательствами и проклятиями, а Хиггинс, не шелохнувшись, слушал его, лишь только хмурился всё сильнее и сильнее с каждым новым словом. Плотно сомкнутые губы надёжно хранили тайну прошлых лет, и только беспокойный взгляд выдавал волнение командора. Что-то уже давно тяжёлым грузом лежало у него на сердце и не давало покоя. И это что-то сейчас самым безобразным образом вытаскивал наружу полоумный, грязный, вшивый пират, жить которому осталось всего ничего, а он и не думал униматься.

– Где золото? – раздражённо спросил Хиггинс, перебивая Левассара.

– Вот твоё золото. – С этими словами Левассар нырнул пальцами в потайной кармашек чуть выше рваной манжеты и вытащил тоненькую, почти прозрачную бумажку, в несколько раз сложенную. Не успел Хиггинс потянуться и выхватить её, как Левассар тут же разорвал бумажку на несколько мелких кусочков и швырнул ими в лицо командору. – Найди, если сможешь.