– Эгей, хлюпик, а вот и я, – услышала девушка прямо над собой уже знакомый голос. То был мужик, что силой заволок её внутрь таверны – сама она бы ещё долго решалась. – И гляди-ка, кто со мной. Самая страстная, самая опытная и самая опасная… ха, не ты ли подсыпала дурман-траву в вино Иззи, а потом его обчистила?

Эмма с трудом заставила себя поднять голову. Рядом с новым знакомым стояла коротко стриженная девица в длинном, местами порванном, местами латанном малиновом платье и оценивающе смотрела на дрожавшую от страха Эмму. При этом девица громко щёлкала костяшками пальцев, украшенных дешёвыми подделками под рубины и изумруды, и что-то методично жевала.

– Да заткнись ты, балабол, – бросила стриженная, в какой-то момент перестав жевать. – Я Иззи траву подсыпала не для того, чтобы его обчищать. Сам знаешь, брать с него нечего кроме дырявых штанов.

– А зачем тогда?

– Чтобы усмирить. Разбушевался он и на Кассандру с дубиной полез. Чуть не прибил нашу новенькую. – Девица снова посмотрела на Эмму. – Ну, пойдём, что ли? Звать меня Лайлой, впрочем, имена здесь мало кто запоминает. А ты худой какой-то. Разом не больной? Я на больного не договаривалась!

– К-куда пойдём? – начала заикаться Эмма, намертво прилипнув к скамье.

– Ты больной или дурак? – недоуменно кинула Лайла. – Сюда только за одним приходят. И недовольных ещё не было.

Но Эмма не торопилась отлипать от скамьи лишь для того, чтобы узнать, за чем таким приходят в «Весёлого рыбака». По правде говоря, до сего неуклюжего момента девушка думала, что приходят исключительно за выпивкой и горячей едой. Оказалось, не только.

Руки нащупали неровный деревянный край и вцепились в него – не оторвёшь. Холодные пальцы нашли каждый изъян, каждую щёлочку на проеденной жуками древесине, укололись о каждую лучину, не срубленную и торчавшую острой иглой. Только сейчас до Эммы дошло, чем решил порадовать её случайный незнакомец, и разоблачение оказалось как нельзя близко. И это в первый же вечер побега да ещё и в таком окружении!

Это же не люди вокруг, а звери, сверлящие похотливыми взглядами любой изгиб женского тела, возбуждающиеся от одного только вида изящной ножки, обтянутой белоснежной резинкой чуть выше колена. У тех людей и не лица вовсе, а рыла, все измазанные в сале, рыбьем жире и вине. Плюхаясь носом в тарелку с тошнотворно пахнущим ягнёнком на кости, они вылизывали прогорклое масло языком, который потом запихивали в рот размалёванным девицам, источая густые слюни и возгласы, похожие на свиное хрюканье.

С каждой новой секундой Эмме становилось противнее и противнее. Почувствовав, что сейчас не вытерпит и даст волю всему тому, что накопилось внутри, она вскочила и перегнулась через стол. Вдоволь отплевавшись, вытерла рукавом губы и поморщилась. Такие запахи были ей новы.

Выпрямившись, Эмма уселась обратно не скамью, потупила взгляд, а щеки налились свёклой да так и горели, не затухая.

– Ты кого мне привёл, Риган? – желчью сплюнула Лайла, недовольная, что пришлось остаться без барышей. – Только время потеряла, могла бы уже Забияку Дэна обработать. В отличие от тебя он всегда дарит мне шёлковые чулки!

«Риган, – прошептала про себя еле живая Эмма. – Тот самый Риган, про которого говорила Марта и который должен отвести меня на корабль».

– А кто знал? – развёл Риган руками. – Гляжу, хлюпик топчется на месте, зайти не решается. Дай, думаю, подсоблю.

– С тебя монета и выпивка мне за простой, – процедила Лайла. – Теперь и клиента нормального не найдёшь. Все или под столами без сил валяются, или деньги уже спустили. Удружил ты мне, век не забуду.