Другим источником информации о папистах была книжка в черном переплете, которую Уолтеру подарили на совершеннолетие хихикающие кузены. Книга называлась «Шепот в Келье, или Веселые Флагеллянтки» и была проиллюстрирована щедро, от души. Женщины на картинках явно были монахинями, ибо волосы их прикрывали платки. Собственно, этим и ограничивалась вся одежда. Но скудость платья компенсировалась их сверхчеловеческой гибкостью и неистощимым воображением. Любовь к ближнему своему стала их главным принципом и все двести страниц они воплощали его в жизнь различными способами. В который раз Уолтер подумал, что веселье прошло мимо Англии.

Рано или поздно боязнь вампиров пересилила недоверие к чужой религии, и Уолтер проскользнул в церковь, озираясь по сторонам.

К его вящему разочарованию, идолов, вымазанных жертвенной кровью, здесь не оказалось. Лишь белые стены с изображениями остановок Крестного Пути, алтарь, да потемневшая от времени статуя Девы Марии, с четками в протянутой руке. Лицо статуи несло печать глубокой, созерцательной печали, и словно стараясь хоть немного ее развеселить, кто-то положил букет ромашек у ее ног.

Здесь было пусто и тихо. Юноша присел на край скамейки, надеясь, что рано или поздно сюда заглянет священник. Где еще его искать, Уолтер не имел ни малейшего понятия. Прошло несколько минут, а священник и не думал появляться. От нетерпения юноша начал барабанить по дереву костяшками пальцев, но одернул себя. В церкви нельзя свистеть, вертеться, и вообще вести себя безобразно. В церкви нужно молиться, искренне и горячо. Еще в детстве у Уолтера начались с этим неприятности. Он старался лишний раз не привлекать к себе внимание небес, а то вдруг там сочтут, что его молитвы недостаточно искренние – некачественные, в общем. И решат его наказать. А поскольку у Господа Бога все таки возможностей побольше, чем у мистера Риверса, директора школы, одной тростью Он не ограничится.

Но сейчас, пожалуй, и правда следовало помолиться чтобы скоротать время. Другое дело, что христианин не должен преклонять колени в таком капище. Кроме того, Уолтер регулярно прогуливал уроки латыни, а католический Бог вряд ли станет разговаривать с кем-то настолько необразованным. Но все таки он бросил пробный камень.

– Господь, помоги мне отыскать Берту Штайнберг. Если тебя не затруднит, конечно. А если затруднит – то ничего, я сам как-нибудь. В любом случае спасибо, – он порылся в памяти в поисках чего-нибудь латинского, – …эээ… Vale![12]

Так прошел еще час. Веки Уолтера налились тяжестью и он уже не помнил, как сполз на скамью и задремал. Проснулся он лишь когда кто-то сильно встряхнул его за плечо.

– Да как вам не стыдно, молодой человек! Здесь храм Божий, а не ночлежка. Нет, я еще понимаю если во время проповеди, но чтоб так! Ни с того, ни с сего!

Встрепанный, юноша вскочил и увидел перед собой старика в сутане. Его загорелое лицо было таким морщинистым, что напоминало печеное яблоко с богатой мимикой.

Священник кивком указал на дверь. Уолтер, моргая, вышел за ним на крыльцо.

– Я отец Штефан, настоятель церкви, – священник протянул ему руку ладонью вниз и Уолтер, не зная что в таких случая предписывает этикет, осторожно потряс его за пальцы. Священнику это почему-то не понравилось.

– А вы кто будете?

– Уолтер Стивенс.

– Из Ирландии? – с надеждой спросил священник.

– Из Дербишира, что в Англии. В центральной.

– Значит, вы тот самый этнограф, что взбаламутил всю деревню. А почему, позвольте спросить, я не видел вас на службе?