― А какое на тебе нижнее белье? ― невзначай бросаю уточнение.

Дана примеряет к своему красивому лицу сучью ухмылку.

― Роскошное черное от бренда «Не твое собачье дело, придурок».

— Вот как, ― с искусственным изумлением дергаю бровями. ― Покажешь?

― Обойдешься, ― она взмахивает копной смоляных, как вороново крыло волнистых локонов и отворачивается от меня. Я заворожен тем, как пышная шевелюра сверкающим каскадным шелком струится вдоль ее силуэта в форме песочных часов.

Почему она так прекрасна?

Эта красота меня губит.

Вот уже час моя ненаглядная стервочка занимается ерундой. Я вызволил Дану к себе, чтобы заставить сделать перестановку книг. Заставляю ее тратить время на абсолютную х*йню, которой и сам невольно страдаю.

Мне просто нужно держать ее рядом с собой, и неважно, под каким предлогом. Нападает какое-то идиотское наваждение, закравшееся под корку сознания и терзающее мое естество.

― Эти книги, ― киваю на те, что она сгребает к своей груди, ― нужно убрать туда, ― указываю пальцем на нижнюю полку стеллажа позади нее.

Для этого ей придется хорошенько нагнуться. Я ерзаю в кресле, фантазируя о том, как будет выглядеть ее оттопыренная попка.

Дана поджимает рот.

― Издеваешься?

― Делай, как я тебе велю.

Неожиданно она опускает руки по швам, и книги валятся в горку у ее туфлей с заостренными мысками.

― Я не твоя рабыня! ― цедит, плотно сомкнув челюсти. На ее щеках выступают багровые пятна.

Я встаю с кресла, подхожу к Дане и вынимаю из заднего кармана брюк бумажник. Не сводя глаз с недоумевающего и подрумянившегося исступленностью личика Покровской, зажимаю в пальцах несколько крупных купюр, и небрежно пихаю ей.

― Столько хватит, чтобы стать моей рабыней на час? ― цинично предлагаю я.

Я отсылаюсь к прошлому, и по глазам ее читаю, что она все понимает. Помнит.

Хорошо.

Я рад, что она не забывает свои дрянные выходки.

Несколько лет назад Покровская разыграла подобную сцену, унизив меня перед толпой своих друзей и знакомых из нашей школы в самый разгар вечеринки, на которую меня угораздило притащиться без приглашения. Черт, да. Наглости мне с отрочества не занимать.

У малышки пропадает дар речи. Она взирает на меня из-под длинных веерообразных ресниц, не моргая. Ее нижняя губа отлипает от верхней, и во враждебной тишине слышу, что из отверстия между ними сочится воздух. 

― Мозгов не хватает, чтобы что-то свое придумать? ― униженная и втоптанная в грязь, Дана умудряется выпихивать из своего рта высокомерный тон.

Но на деньги все же засматривается.

Эта избалованная красотка под дулом пистолета не признается, что осталась без гроша в кармане, и что ей нечем будет платить за квартиру в следующем месяце, потому что зарплату начислят только спустя декаду дней. Не расскажет о необходимости ремонта сантехники и отсутствии на это средств. Не говоря уже о покупках шмотья, походах с СПА... Лишиться всех льгот богатой жизни для нее хуже смерти.

А я хочу ей немного помочь. Не самым благородным образом, но вручи я эти деньги Дане с благими намерениями, она бы харкнула мне в лицо. Ее логика работает странным образом. Ничего не остается, кроме импровизации. Разумеется, я мог бы без лишних сцен пополнить ее банковский счет, но какое в этом веселье?

Да и Рома с Феликсом ничего не должны узнать о моем маленьком пособничестве нашему секси-врагу.

― Я подкидываю вознаграждение сверху за свою бестолковую прихоть, и только, ― пожимаю плечами и засовываю купюры в сжатый кулак Покровской. ― Закончишь с перестановкой книг, и можешь возвращаться к своим полезным обязательствам.