а по ночам она бросала цитру садилась у окна со вздохом глядя на дикий месяц отраженный в небе со дна колодца а потом вставала сигналя канделябром

так повторялась сцена бесконечно пятнадцать дублей километры пленки

Рядом с Колей в повозке теперь сидел еще один юноша.

– Ну, Тийт, покажем гадам, что мы еще живы? – шепнул Коля.

– Давай!

Два взрыва сотрясли ночь.

Под порывами ветра скрипели сосны, хлопало белье, стучали ставни, задыхались люди…

– Товарищи, ужасные новости! Арестован почти весь Петербургский комитет, в Свеаборге расстреляны Емельянов, Коханский и еще не менее пятнадцати, в Кронштадте казнено десять, в Ревеле семнадцать моряков с крейсера! – …и лишь валуны Карельского перешейка хранили свое вечное спокойствие.

На одной из дач Красин проводил совещание с группой боевиков, среди которых были Надя и Кириллов, «Англичанин Вася» и Лихарев.

– …в заключение хочу сказать, товарищи, что сейчас не может быть никакого уныния, никакой кислятины. Мы на пороге нового революционного подъема. Энергия, уверенность, оптимизм! Каждый из нас знает свое дело, и все мы выполним свой долг. На этом все. «Англичанин», прошу вас задержаться.

Красин говорил короткими энергичными фразами, жестким деловым тоном, и боевики встали веселыми и юными, словно за их спинами вовсе и не было этого страшного года. Красин поймал заблестевший прежним огнем взгляд Нади и с трудом отвел от него глаза. В комнате остался один Горизонтов.

– Я потрясен, Леонид Борисович, тем, что вы и есть «Никитич». Потрясен и восхищен! – заговорил Виктор.

– Я вам не примадонна, чтоб восхищаться, и не вождь с островов Туамоту, – сурово оборвал его Красин, но, взглянув на юношу, мягко улыбнулся: – Насколько я знаю, вы довольно опытный моряк.

– Я плавал на зверобойной шхуне «Блади бастард», а если вы спросите о ней на канадском побережье…

– Через две недели, дружище, вы отправитесь в Болгарию, – перебил его Красин, – там Валлах снаряжает судно с оружием для перегона на Кавказское побережье.

– Что за судно? Водоизмещение? – деловито спросил Виктор.

– Паровая яхта «Зора», около пятисот тонн.

– В декабре на Черном море сильные штормы, Леонид Борисович.

– Зато у вас компания неплохая – Валлах, Камо, кое-кто из потемкинцев. Я вам завидую.

– Я сам себе завидую! – неожиданно вскричал Горизонтов, вскакивая.

– Вот дитя человеческое, – пробормотал Красин, любуясь огромным парнем, и строго постучал по столу. – Только смотрите, «Англичанин», никаких штук!

Под дико несущимися тучами и холодной луной, среди сосен едва угадывались фигуры женщины и мужчины. Они говорили шепотом.

– Отпусти меня, умоляю. Я хочу что-то сделать!

– Ты делаешь очень многое! Ты распространяешь «Казарму», «Пролетария»…

– Этого мало, мне… неужели не понимаешь?

– Неужели ты хочешь отомстить тому жалкому жандарму?

– Да! Я хочу убить…

– Ты опоздала. Он убит еще в мае анархистами. Мы наводили справки. Ну, успокойся, милая, не дрожи… Ну вот… Так тебе лучше? Плачешь?

– Да…

Таня внимательно разглядывала себя в зеркало.

«Это невероятно! Я сама еще маленькая, а у меня уже будет ребенок…»

Вдруг до слуха ее долетел далекий стук дверей. Она подпрыгнула.

– Витька вернулся из Финляндии! – побежала вниз.

В гостиной под люстрой стояли четверо мужчин: один в черном пальтеце, второй в студенческой шинели, третий в тулупе, четвертый в меховой дохе.

– Прежде всего не бойтесь, – сказала доха. – Мы из комитета революционной группы «Черный костер», социалисты-анархисты. Мы свято чтим память вашего брата-героя. Теперь о деле: вчера комитет принял решение выдать вас, Татьяну Берг, замуж за одного из наших людей и завладеть таким образом вашим состоянием. Надеюсь, согласны? Да это и неважно. Главное – решение принято. Собирайтесь – вот ваш жених! – он подтолкнул вперед черное пальто.