– Есть вещи и страшнее гибели. Плохое время мы выбрали для любви.

– Другого времени у нас нет.

– Верно, но есть где-то блаженный остров Таити, и там живет Гоген.

– Ты бы хотел на Таити?

– Нет, я хочу быть здесь вместе со всеми… и бояться за тебя…

Павел Берг и незнакомая девушка остановились возле импозантного подъезда «Электрического общества 1886 года».

– Вы зайдете сюда и спросите инженера Красина, – сказала девушка.

– При чем здесь Красин? – пожал плечами Павел.

– Не забудьте предъявить визитную карточку, – девушка быстро пошла прочь.

Швейцар учтиво проводил Павла в элегантно обставленный кабинет, где уже сидело четверо молодых людей. На круглом столе стоял коньяк и ящичек с сигарами. Все пятеро настороженно поглядывали друг на друга, когда появился Кириллов, и тут все заулыбались.

– Товарищи, здесь мы все в полной безопасности, – сказал «Кандид». – Сейчас явится «Никитич»…

Павел вздрогнул и тут же увидел входящего Красина. Он энергично пожал всем руки, а Павлу шепнул:

– Не удивляйтесь, Павел. Я – «Никитич».

Павел был так ошеломлен слиянием образа преуспевающего инженера и легендарного вождя боевиков, что некоторое время не мог прийти в себя. Красин между тем говорил:

– …У нас мало ружей и револьверов, поэтому основным оружием в предстоящем восстании будут ручные бомбы-македонки. В Петербурге нам удалось добиться больших успехов в производстве взрывчатых веществ. Сейчас главное – наладить транспорт бомб, взрывателей и бикфордова шнура из столицы в Москву, Киев, Одессу, Ригу… Павел Иванович, что же вы коньяку не попробуете? У нас фирма солидная, и коньяк французский…

– Да-да, конечно, – суетливо закивал Павел.

Красин налил ему коньяку.

Поздним вечером, когда Красин вошел в подъезд своего дома, к нему метнулась какая-то тень. Он схватился уже в кармане за пистолет, когда узнал Павла. Глаза юноши горели.

– Я ждал вас весь вечер… Надя, ну выходи же! Он пришел! – Павел бросился в темный угол и вытащил за руку мрачно глядящую исподлобья Надю. – Надя, вот человек, по единому слову которого я отдам свою жизнь! Леонид Борисович, я только хотел, чтобы Надя увидела вас…

– Что это за гимназические штучки, Павел Иванович? – строго сказал Красин. – Вспомните о той ответственности, которая на вас лежит.

Сухо поклонившись Наде, он пошел по лестнице вверх, а когда остался в одиночестве, закрыл глаза и на секунду прислонился к стене.

Нескончаемая толпа с яркими пятнами знамен текла по Неглинной. Пели «Русскую марсельезу», «Дубинушку», «Варшавянку», выкрикивали:

– Долой садиста-царя! Да здравствует республика! Дубасова – долой!

В штормовом этом гуле немо кричали бесчисленные ораторы с фонарей, с крыш трамваев, немо трубил оркестр. Ощущение единства и головокружительной высоты было настолько острым, что у многих на глазах стояли слезы.

Плакали от счастья и три девушки, взявшиеся под руки Таня и Лиза Берг и их горничная Сима. Из-за плеча Лизы появилась голова студента.

– Товарищи, вы с Высших женских? Никак не могу к вам в Мерзляковский за бомбами пробраться. На Тверском казаков – пруд пруди!

– А вы в объезд по набережной.

– Эврика! Спасибо, товарищ!

К девушкам обернулись три солдата-«артурца» в огромных лохматых папахах. Протянули семечек.

– Угощайтесь, барышни!

– Из плена, чай, кавалеры? – кокетничала Сима.

– Из японского плена, господа московские барышни. – «Артурцы» были слегка во хмелю.

– И чего же вы там ели в Японии?

– Ели мясо кита, – со спокойной печалью ответил «артурец».

– Страсти Господни! – ужаснулась Сима.

– Товарищи! – рванулась к «артурцам» Таня. – Пролетариат…