– …но я действительно должна возвращаться в Милан.

И не задерживайся ни на минуту, подруга, желаю я ей доброго пути. Вечер ты мне испортила, но ночь уж нет… Это другой разговор.

Мануэла поднимается, поправляя юбку.

– Прямо сейчас? – спрашивает она. – Ты уверена, что сможешь найти дорогу в такое время?

Ох, Ману, ты на чьей стороне? Я вскакиваю, прежде чем она убедит полоумную остаться спать всем вместе в одной постели.

– Вовсе не так поздно, – замечаю я, глядя на часы. – Всего-то десять часов.

– Не дергайся, – морщится Ева. – У меня нет никакого желания проводить с тобой всю ночь.

– Какая жалость, – произношу я с наигранным сожалением.

В ее глазах мелькает вспышка ярости.

– Если я так действую тебе на нервы, ты мог бы сказать мне это, я бы уехала раньше.

– Да брось ты, какие нервы, Луис просто шутит, – вмешивается Мануэла, с упреком взглядывая на меня. – Зачем тебе ехать так поздно, да еще такой усталой? Сегодня утром мы поднялись чуть свет, ты работала весь день. Сними комнату в гостинице, хорошо отдохнешь, выспишься, а утром поедешь. Между прочим, в воскресенье на дорогах намного свободнее, нет грузовиков…

При других обстоятельствах мне было бы ее жалко. Но этой ночью я хочу остаться наедине с Мануэлой. И я знаю, что она хочет того же.

Если получше присмотреться и принять во внимание сильные тени, которые отбрасывает стоящий рядом фонарь, Ева и правда выглядит обессиленной. При других обстоятельствах мне было бы ее жалко. Но этой ночью я хочу остаться наедине с Мануэлой. И я знаю, что она хочет того же. Но ее мягкое сердце, будь оно неладно, обливается кровью при виде несчастной подружки, из-за чего мы и таскаем ее за собой весь вечер.

– Она переживает не лучшие времена, – объяснила мне Мануэла, когда я позволил себе резко среагировать на то, что Ева уже четвертый раз за вечер выскакивает из-за стола и бежит болтать по своему проклятому телефону. – Проблемы с магазином, скорее всего ей придется его закрыть.

– У нее свой магазин?! Интересно, о чем она все время переговаривается? Судя по тому, как она эксплуатирует мобильник, она должна как минимум быть крупным специалистом в своем деле.

– Так и есть. У нее магазин пластинок.

– Пластинок? Тех, что из винила?!

– Да. Она торгует также редкими винтажными вещами, изделиями ремесленников и всякой всячиной, чтобы поддерживать магазин на плаву, но главный ее товар – пластинки.

– Виниловые пластинки. Тогда понятно, почему ей суждено прикрыть лавочку. Девушка ошиблась веком.

– Конечно, это нелегкий рынок, – соглашается Мануэла. – Но я уверена, что она могла бы выкарабкаться, согласись ни на что не годный жених поддержать ее… Ах, Ева!

Беседа прервалась прежде, чем я успел расспросить Мануэлу о Евином женихе. Интересно, кто этот идиот, способный жить под одной крышей с невротичкой? Если я весь день пытаюсь избавиться от нее, то почему бы не предположить, что и у него та же проблема.

Но вот, кажется, для меня это уже не проблема: Ева решается-таки усесться в свою машину и вернуться в объятья несчастного жениха.

– Ману, ты же знаешь Альберто. Он недоволен тем, что я работаю в субботу, поскольку уик-энд – единственное время, которое мы с ним можем целиком провести вместе. Если я уеду завтра, то буду дома только после обеда и день практически пропал. А так, по крайней мере, мы сможем устроить себе бранч[5].

Я про себя благодарю недовольного невестой Альберто, попутно отмечая, что та, как многие миланцы, засоряет родной язык. Уик-энд. Бранч. Винтаж, естественно. Наверняка и ее магазин называется как-нибудь типа Eva’s Corner. Хотелось бы понять, чем им не угодил итальянский.