Она сочла, что ее тяжелое, на грани смерти, состояние - несомненное благо, потому что в забытьи физической боли можно было не думать ни о ребенке, ни об Андрее. Можно было вообще ни о чем не думать. Все происходящее Лена воспринимала стоически, как наказание. А может, она надеялась физической болью и страданием искупить свою вину перед этим не рожденным ребенком? Как бы там ни было, плохо ей было так, что болело - на разрыв. Особенно, когда врачи сообщили, что детей у нее больше никогда не будет.
В больнице она провела две недели. Гастроли с группой, конечно, пришлось отменить. На вопрос Глебовой: что случилось? Лена сначала не знала, что ответить, потом сослалась на «непредвиденные обстоятельства».
Глебова пообещала ее уволить: «Ты мне гастроли срываешь, что, не могла предупредить про свои обстоятельства?!»
Но потом случилось нечто странное. Через несколько дней Вера приехала к Лене в больницу. Глебова вошла в палату - никаких звездных замашек, во взгляде сочувствие. Оказалось, что ей кто-то из девочек из группы рассказал о том, что с Леной случилось. Вера села на краешек Лениной кровати, спросила, зачем Лена это сделала.
Лена пожала плечами: - Наверное, испугалась. И ребенок этот был никому не нужен. Да и вы сами говорили, что из группы уволите.
- Что ж ты, дура наделала! - схватилась за голову Вера.
И что-то в ее голосе, в глазах промелькнуло такое человеческое, женско-сестринское, что Лена заплакала.
- У меня вот детей нет, как ты знаешь, - сказала Вера, - тоже испугалась в свое время. Потом внушила себе всякую хрень про жизнь для искусства, служение сцене. А сейчас думаю, да к черту все: сцену, поклонников! Если бы все сейчас вернуть, я бы, конечно, родила. Но ведь не вернешь. - Вера осеклась, закусила в губах горькую усмешку.
Две женщины - сестры по несчастью сидели, молчали о своем. Потом Вера затянула свою любимую песню «Я несла свою беду». У Веры лучше получалось выражать сочувствие не словами - в словах она не была мастерица, а песней. Ее сильный, прекрасный голос дарил утешение.
- Выздоравливай, я буду тебя ждать, - сказала Вера на прощание. - Тебе надо много работать - это поможет.
Впрочем, Лене теперь было все равно - будет она по-прежнему выступать в группе Веры, или не будет. Будет петь или нет. Вообще все теперь стало неважным. Лена лежала в палате, отвернувшись к стене, проваливалась в свой персональный ад, и назначала себе персональное наказание. А потом, в один из дней, медсестра сказала, что к ней пришли.
- Кто? - равнодушно спросила Лена.
Медсестра неопределенно пожала плечами, и Лена нехотя пошла в коридор.
На лестничной клетке у окна стоял Андрей.
- Так не бывает, - попыталась улыбнуться Лена.
Ее кривоватая вымученная улыбка сорвалась, испугала Андрея. Он молча смотрел на нее. Лена вздохнула - зрелище, конечно, не комильфо: старый больничный халат, бледное, как эти стены, лицо, спутанные волосы. Жуть.
- А что тебе нужно? - вежливым, но каким-то тусклым, бесцветным голосом спросила Лена.
- Увидеть тебя, - сказал Андрей. - Я все знаю.
Лена пожала плечами: - Да? Ну ладно.
Она теребила пуговицу на своем ужасном халате и с тоской думала, что от нее, наверное, пахнет больницей, и выглядит она больной и жалкой. А ей не хотелось так выглядеть, когда на нее смотрит любимый мужчина.
Андрей привлек ее к себе и, глядя в глаза, спросил: - Почему ты пропала? Я звонил тебе тысячу раз.
Свадьба с хорошей девушкой Светой, слова Маргариты Петровны, и версия на счет того, что Андрей ее предал, как теперь выяснилось, оказалось неправдой. Но что с того? Теперь уже было поздно. Лена молчала. Андрей говорил, пытаясь прорваться к ней через эту пустоту и молчание.